– Также знаю, что ты в духе своих детдомовских правил никогда не признаешься в этом. Не питай иллюзий! Ни тут, ни в принципе по всей этой ситуации. Мы – это мы, семья – это семья. И всё верно – в другом зимовье, где буду часть времени, я буду со своей семьёй. И этого не изменить! Выбор уже сделан давно, и ничто не может его отменить. Если ты попытаешься ещё раз выкинуть что-то подобное, я сделаю с тобой что-то подобное и спрячу там же, в тайге. Даже не сомневайся! Никто никогда не найдёт. Я готов ради тебя на всё, но есть маленький мир, очерченный мелом, куда ты, ведьма, свой нос совать не должна ни под каким предлогом. Всё понятно?

– Более чем, – тем самым шипящим шёпотом произносит Маргарита и, не выдавая страха, показывает ему каверзные искажённые профили. – Тогда отпусти меня… – Неожиданно лицо её вспыхивает юным гневом и приливает яркой краской. – Чего ты меня держишь? Тоже хочу свой мир, очерченный мелом. Я молода, ты… не молод! Мной интересуются, чтоб ты знал…

Исподлобья смотрит она пристально в чёрное зловещее отверстие пялящейся в неё винтовки. В сгустившемся воздухе отчётливо щёлкает курок, нажатый крепким пальцем сурового барина. Девушка почти незаметно вздрагивает, зло прикусывает губу и снова меняет локоть, храбро и цепко глядя в нарезное колечко ствола. Винтовка медленно возвращается на колени.

– Проведаю что-то подобное… – сухо декларирует глава поселения сжатыми губами, – накажу тем же образом. А я проведаю, ты знаешь… – Он почти чревовещает в этот момент.

– Полюбому в тайгу, – усмехается ему Маргарита большими губами маленького рта. – А я, между прочим, и не против, но чтоб не раз в неделю, а чтоб всегда со мной – и уснул, и проснулся. И пусть волки и медведи кругом, – слегка распаляясь, ведёт она свою не новую песню прирастающим голосом. – И никого не надо больше, но не так, как сейчас. У меня не было своей семьи никогда, и я не знаю, что это такое. Но хочу с малых лет… Поэтому, со своего боку, не понимаю тебя, так же как ты, с моего боку, не слышишь меня. С твоей стороны, моё лево – право, а с моей – твоё право – лево… Я, вообще, кто тебе?

– Сама знаешь кто, – глухо уклоняется Илья Игоревич от знакомого уже диалога. – Я с тобой больше времени провожу, чем там – в меловом круге. Ради тебя делаю нехорошие вещи, понимаю это, но делаю. Я дружбу ради тебя предал… Ты меня услышала. Одним словом, в ту сторону даже не дыши. Как будет дальше, не знаю, но заботиться в ту сторону и быть там всяко должен. Может, и с тобой мелом очертим позже. Не гони лошадей… – опытный охотник заканчивает банальным крутое пике от угрозы до примирения.

– Лишь бы я не расхотела, пока ты соберёшься, – фыркает девушка, поправив волосы и отведя глаза в сторону. – А я уже на полпути, любимый… – вкрадчивый шёпот со щепоткой угрозы вновь льётся из её белого горла. – Целься в меня больше. Тогда точно мой силуэт очертишь мелом. А потом свой отдельно… Ты же без меня не сможешь. Я это знаю наверняка. А я без тебя смогу… – вызов её слов хлещет барина по щекам, он самолюбиво вспыхивает, но молчит. – А могли бы вместе – мелом! – почти по слогам и напевом вворачивает ему назад его же метафору.

Они молчат. Декольте её пульсирует, шнуровка натужно тянется, глаза её большие и злые, губа прикушена, выглядит молодо и чудесно.

Он вновь ковыряет винтовку, полагая, что всё сказал, потом снова всматривается в неё и спрашивает:

– Что у тебя на щеке?

– Мушка, – нехотя отвечает Маргарита, глаза её влажные, но плакать она разучилась в детстве. – Как у Монро. Для тебя – дурака недостойного. Я похожа на неё?