— Мне жаль, Ром, – касается моей руки буквально мизинчиком, почти неощутимо. – Спасибо, что везешь домой.

– Да, ерунда.

Вру. Не ерунда. От пальчиков ее током прошибает. Идиот, какой я идиот. На хера ей пацан с улицы, которую даже в клетке не выбить. Понятное дело, с Лексом поехала. Все логично, да? Да. Так что, нечего на нее злиться.

— Ты добрый, – упирается в меня своим блаженным взглядом. – Мне так кажется. Мне всегда так кажется, когда я вижу, как глазами улыбаются. Можешь попросить своего друга не трогать меня?

– Лер… – чего ж сама не попросишь? Чего ж ложишься под него? – Честно? Не буду ничего просить. Нравится если он тебе, так не хочу в это вмешиваться. Разбирайтесь сами.

Несильно бью по рулю, сжимаю его, чтобы успокоиться.

– Ты меня, вообще, слушаешь? – поднимает голос почти до крика. – У меня жизнь своя есть, парень. Я к маме после сессии поеду, мне этот позор ни к чему.

– Понятное дело, – завожусь и не знаю, как остановиться. Никогда не знаю. – Поэтому ты своей задницей ему весь капот протерла. Все правильно. Все, даже говорить об этом не хочу.

— Я вам не шлюха, – ударяет меня кулачком в плечо. – Зачем ты так? Ты же не такой, как он!

– А как кто? А? – поворачиваюсь и смотрю прямо на нее. – Не как он, конечно. Рожей не вышел.

– Что ты несешь? – его глаза темнеют, а голос дрожит так сильно, что часть слов непонятна. – Ты нормальный. Простой. Не избалованный мажор, вроде.

– Зачем ты мне это говоришь? – ехать уже совсем немного, и я не знаю, хочу я или не хочу, чтобы вдалеке показался этот чертов магазин.

— Ну прости! – выкрикивает, краснея. – Вы ж оба не привыкли с девочками говорить! Говорю то, что вижу.

– Я с тобой говорил. Пытался, – и чуть не добавляю с детской обидой такое же детское “А ты…”

– И что ты от меня ждал? Что я, как и все они, упаду на тебя в первый вечер?

– Ждал, что во второй ты не упадешь на него, – говорю раньше, чем думаю и прикусываю язык. Блядь.

– Кем ты меня считаешь? – почти взвизгивает и срывается на отчаянный рев. – Не нужны мне вы. Ни ты. Ни он со своим куревом. Отвалите оба.

Торможу возле цветочного ларька, выскакиваю и тут же блокирую двери, чтобы не сбежала. Покупаю всю охапку каких-то длинных роз, почти черных, но вроде бы свежих. Это единственное, что я точно знаю, должно нравиться девушкам. Ну… наверное, нравится.

Забираюсь вместе с ними на переднее сиденье и просто пересыпаю все ей на колени. Снова сжимаю руль. Чувствую себя подростком пятнадцатилетним. От Иришки недалеко ушел.

– Зачем? – спрашивает, смотря то на меня, то на цветы. – Я не понимаю, Ром.

– Ну это… – да что ж такое, как надо что-то сказать, одни маты в башке. – Чтоб ты не плакала.

Вытирает глаза тыльной стороной ладони, улыбается. Не мне, этим дебильным цветам.

– Спасибо, – бормочет. – Мне так много никогда не дарили.

– Прости, что наорал, – уже почти у магазина, и я начинаю сбавлять скорость, чтобы ехали дольше. – И что наговорил всего.

– Ничего, – улыбается робко. – Я правда не то, что вам нужно. Я не буду спать с вами обоими. Я не такая.

– А откуда ты знаешь, что мне нужно? – снова смотрю прямо, и она словно не может отвести взгляд. Но хочет, я вижу.

– Вы мне вчера показали, – молчит, а потом зло выплевывает: – У Леры есть вторая рука.

– Иди домой, Лера, – торможу возле магазина. – А то вдруг я снова на тебя нападу. Примерно так, думаю, ты все представляешь.

– Не представляю я ничего, Рома, – устало отвечает, собирая цветы с колен. – Но вы бы на меня никогда внимания не обратили, если бы Маринка так не поступила.

– Угу, – протягиваю я, а потом просто, чтоб не думала всякое, начинаю перечислять. – Джинсовка светло-синяя, большая, топ сероватый, джинсы строгие, серые, кеды, и глаза зеленым подведены были.