Сколько помнила себя девочка, он постоянно заставлял ее молиться и строго наказывал за любые шалости. Ее мать беременела каждые два года, как по расписанию, дети рождались летом, ближе к июлю или августу. Все роды принимала бабка, известная в городе повитуха. Ее помощь могла потребоваться роженицам в любое время дня и ночи, поэтому она жила отдельно от многодетных семейств своих взрослых детей. Внуки любили ее, она вынянчила их едва ли не два десятка, и случалось, что у нее на огороде играло до дюжины детей разного возраста и пола.
Едва ли не с рождения Эриане снились сны. Девочка едва ли понимала различия между ними и действительностью. Она не говорила почти до трех лет, но потом сразу начала говорить предложениями. Тогда же она попробовала рассказывать сны родителям. Отец решил, что ее дочь одержима бесами и повел ребенка к священнику. Эриана бойко отбарабанила все молитвы, которым ее научила бабушка, послушно причастилась святых таинств, и священник, зная о пристрастии ее отца к винопитию счел родительские опасения напрасными.
Трехлетний ребенок сделал для себя выводы, которые едва ли сумел бы сформулировать в словах. Существует два мира: мир видений наяву и в снах и мир, в котором нельзя рассказывать о мире видений и снов. По непонятным причинам мама и папа видят только один из миров и считают, что видеть другие миры – ненормально. Это не укладывалось в голове ребенка. Вот же они: – только протяни руку. Притворяться, что того, что есть, нет, было выше сил Эрианы. Что, тени тоже нет, только потому что ее нельзя потрогать? И голосов в голове? И полетов по небу? И когда ночью ее спасли из горящей городской башни, она решилась и начала сбивчиво рассказывать об этом. Ну вот же, ее сорочка еще пахнет дымом от пожара!
Она стоит на высокой башне и смотрит сверху на город. Дома, люди, повозки кажутся игрушечными, а облака – совсем близкими. Она чувствует запах гари и обернувшись, понимает, что площадка, на которой она стоит, объята пламенем. – Мама! – кричит Эриана. Отец и мама стоят внизу, но отец строго и спокойно отвечает, что сейчас начнется служба в храме и они не могут помочь ей. Эриане страшно, она готова прыгнуть вниз, как вдруг появляется лестница. Лестница не достает почти метра до места, где стоит ребенок, но женщина, стоящая на ней, кричит: – Прыгай!
Откуда-то Эриана знает, кто она и как ее зовут. Она прыгает, женщина ловит ее, обнимает, и они спускаются с башни.
Сон был настолько реален, что, проснувшись, Эриана чувствовала запах гари и дыма, о чем она попыталась рассказать родителям. Отец прервал ее, строго сказав, что если она будет нести чушь, то получит хорошую взбучку. Мама принюхалась, и ей показалось, что от платьица ребенка и в самом деле исходит слабый запах дыма, но спорить с отцом она не решилась.
Неделю спустя мать взяла девочку с собой на рынок. Прямо у них на глазах в торговых рядах начался пожар. Огонь быстро охватил ряды телег и фургонов, с которых велась торговля. Люди в панике бежали прочь, толкая друг друга. В толпе мать упала, а когда встала, Эрианы уже не было. Мимо бежали люди, не обращая на нее внимания.
Эриане повезло. Какая-то женщина схватила ее за руку и уволокла прочь от горящих повозок. По узким улочкам и переходам они убежали подальше от рынка, и только тогда женщина спросила: – Как ты? Где твоя мама?
Эриана рыдала и не говорила ничего связного. Она не смогла назвать ни имени родителей, ни места, где они живут. Женщина привела ее к себе домой. Она жила одна в маленьком домике. Обстановка была самая простая, но в доме было чисто. По двору гуляли куры и утки, невысокий забор был увит виноградом.