По традиции в базовый курс обучения аристократа входило семь так называемых рыцарских искусств: верховая езда, владение холодным оружием, рукопашный бой без оружия и бой в доспехах с палашом и кинжалом, конный бой на копьях, охота на крупного зверя: кабанов, медведей или оленей, стихосложение и куртуазные манеры, игра в «Смерть короля» или, на худой конец, более простые настольные игры.

Отец попытался было учить Эвальда владению оружием и выездке, но ранения давали о себе знать. Однажды на охоте он почувствовал себя плохо, упал с коня и сильно повредил ногу, после чего уже не выходил из своих покоев. Поэтому все заботы по освоению боевыми искусствами взяли на себя его соратники.

Эвальд учился быстро и весьма преуспел в пяти первых рыцарских искусствах. По правде сказать, скакать на коне и драться он считал не пятью рыцарскими искусствами, а одной-единственной забавой.

Муштровали его на совесть, заставляя сражаться одновременно с несколькими противниками. В качестве бонуса воины отца обучили его «грязным» приемам фехтования, способным спасти жизнь, а также метанию ножа, топора, пращи и стрельбе из лука и арбалета, считающихся оружием деревенщин. Они порассказали молокососу много интересного, о чем не пишут в книгах: как самые искусные фехтовальщики проигрывали схватку, получив удар шпагой плашмя по колену; как войско рыцарей, закованных в латы, проигрывало простым лучникам, стрелявшим по лошадям, что делало уязвимыми спешившихся неповоротливых рыцарей; чем уличная драка отличается от благородного поединка по правилам. Как выжить в лесу и горах и как менять внешность, чтобы стать неузнаваемым для наемного убийцы. Как разжигать костер, как по солнцу или кольцам на деревьях найти дорогу в лесу и многому другому.

Эвальд часами не сходил с коня и с оруженосцем отца облазил все окрестности замка в поисках приключений. Своего первого медведя он убил пикой на охоте, когда ему не было шестнадцати.

Среди семи рыцарских искусств, которыми должен владеть каждый уважающий себя дворянин герцогства, было и сносное владение стихосложением на староготторпском. Вирши – желательно, собственного сочинения были непременно посвящены прекрасной даме и исполнялись под музыкальное сопровождение. Допускалось участие наемного аккомпаниатора. Эвальд оказался способным малым и быстро научился играть на лютне и флейте. Важным элементом воспитания считались хорошие манеры, подразумевающие куртуазное обращение с дамами.

Юный барон получил представление об основах стихотворства от бродячего монаха, который оказался весьма сведущ в оных искусствах. Впоследствии эти навыки весьма пригодились Эвальду в построении карьеры, ибо были благосклонно принимаемы многими особами женского пола, имевшими вес при дворе герцога. Барон никогда не опускался до переписывания чужих стишков из старых рукописей, чем грешил, к примеру, его друг Агнус. Нередко случалось так, что темы, образы и даже отдельные строфы мадригалов приходили Эвальду в сновидениях, так что юноше оставалось только припомнить свои сны и записать на бумаге наброски своих стихов. Со временем этот навык почти сошел на нет: одно дело при случае ввернуть гламурный стишок в беседе с какой-нибудь прелестницей и совсем другое – приобрести при дворе сомнительную репутацию записного рифмоплета.

Когда Эвальду исполнилось тринадцать, старый оруженосец отца рискнул обучить его еще одному из семи рыцарских искусств – искусству войны на расчерченном на клетки столе. Две армии деревянных воинов, раскрашенных в желтый и коричневый цвета, яростно сражались друг против друга. Мальчик быстро понял смысл и правила этой войны. Игра называлась «Смерть короля». Целью было выиграть фигуру, обозначающую короля неприятеля. Король был слаб, нуждался в постоянной защите и без войска ничего из себя не представлял. По сути, фигура короля символизировала самого игрока. По меньшей мере, две фигуры, называемые минорами, были равны ему по силе: рыцарь, способный скакать на коне через любые завалы, и священник, как по маслу проникавший по дороге в лагерь неприятеля, при условии, что эта дорога была открыта. В каждой армии было по два священника, обозначенных крестообразными прорезями в верхней части фигур, они ходили по дорогам разного цвета и никогда не встречались друг с другом.