Ох ты ж ёшкин кот! Хочется что-то сказать, а слова не находятся. То есть находятся, но произносить их вслух в приличном обществе не принято.

Леонов догадался, о чём я думаю, и виновато опустил голову.

— Ясная, говоришь, картина… Ну-ну. Весело тут у вас, вернее, уже у нас, — вздохнул я. — И много народу уже успело побывать в доме?

— Все наши из дежурной бригады, фельдшер из больнички… Сосед покойного — он на именины свои приходил звать, увидел труп и милицию вызвал.

— То есть натоптали изрядно и отпечатков своих наоставляли?

— Не без этого, — смутился Леонов. — А как иначе, товарищ начальник? Мы не духи какие-то бестелесные…

— Всё с вами понятно, Леонов.

Эксперта бы мне толкового, да где взять? Придётся пока своими силами, дальше будем посмотреть. Если не найду спеца в Рудановске, придётся ехать в губернию. Вот только разыскать спеца — это ещё полдела. Другие полдела — создать все условия для работы, достать оборудование.

М-да, легко сказать…

А пока сами с усами. Как бы потом себе же эти усы и не повыдёргивать, если налажаю?

Я потрогал тело — совсем ещё тёплое и не успело окоченеть. По всем признакам смерть наступила недавно. Внимательно рассмотрел входное отверстие от пули, и кое-что сразу же привлекло моё внимание.

Так-так, а вот это уже интересно. Но не все детали пока что встали на свои места. Должно быть что-то ещё. И тогда буду уверен полностью, что не ошибся.

— Нож есть? — спросил я.

— Найдётся, — Леонов протянул мне свою финку.

Я разрезал нательную рубашку и обнажил торс покойника.

— Что это такое, знаешь? — указал я на россыпь красных следов на коже мертвеца.

— Ну… пятна какие-то, — неопределённо произнёс Леонов.

— Это не просто пятна, это следы от ударов, причём довольно свежие, — ощущая себя в дурацком положении ментора, пояснил я.

Ненавижу объяснять прописные истины, но куда денешься с нашей подводной лодки.

— Хотите сказать, что наш покойник незадолго до того, как в себя стрельнул, подрался с кем-то? — предположил Леонов.

— Промахнулись, Леонов. Я хочу сказать, что Дужкина сначала избили и только потом застрелили, — разочаровал я Леонова.

— Да ну, товарищ начальник! — не поверил он. — Если наш покойничек с кем-то махался до собственной смерти, это ведь не значит, что его же потом и шлёпнули. Думаю, как раз драка и подтолкнула его к самоубийству. Ведь может же такое быть?

— В жизни всякое может быть.

— Ну вот… видите, товарищ начальник, — торжествующим тоном объявил Леонов. — Подрался мужик с кем-то, впал в ажитацию…

— Во что впал? — не сообразил я.

— В ажитацию! — удивляясь моему непониманию элементарных вещей, объяснил милиционер. — Ну, засвербело у мужика внутрях, продрало аж до печёнок. Ему бы стопочку накатить, а он вместо неё за револьвер схватился. Ну и вынес себе мозги, идиот…

— Я бы согласился с вами, Леонов, если бы не одно обстоятельство.

— Что за обстоятельство, товарищ начальник? — заинтересовался он.

— Как думаешь, если человек решил застрелиться — насколько близко он бы приставил к виску дуло револьвера?

— Ну… если бы мне пришла в голову такая дурость, я бы наверняка приставил револьвер вплотную, — задумчиво произнёс Леонов.

— Именно. И тогда после выстрела вокруг раны образовался бы ожог. А здесь такого ожога не наблюдается. И что это нам говорит, старший милиционер Леонов?

— То, что стреляли с расстояния, а потом вложили револьвер в руку, — догадался Леонов.

— Правильно, — кивнул я. — То есть перед нами не самоубийство, а убийство чистой воды. Только перед тем, как прикончить, Дужкина избили. И тот, кто избивал, знал, что потом будет имитировать самоубийство несчастного экспедитора, поэтому по лицу не лупил — иначе мы бы сразу увидели там синяки и заподозрили неладное.