Писательнице, не поручили бы писать о таком, если бы за рулём того автомобиля не находилась одна молодая поэтесса. Безусловно, она то и должна была стать основной фигурой её повествования.

К письму была приложена фотография, которая не отставила сомнения в том, что это был какой-то другой Эдвард Клемент, а не мужчина с собраний, которые посещала Хант. Очевидно, бедный мистер Клемент так и не смог обуздать свою печаль. Кэрол так и не смогла понять, в чём истинная причина его тоски: в смерти ли его собаки или в его разочарованности в людях. Одно было ясно – у Эдди был горький опыт общения с представителями собственного вида и потому он предпочёл им собаку. Он не понаслышке знал, что значит разочарование. Кэрол увидела это в его глазах в тот день, когда другие одногруппники его засмеяли. Ироничным было то, что даже те, кто, казалось бы, пришли ведать другим, таким же несчастным, о своих тяготах и печали, позабавились и залились громким безудержным смехом над другим человеком, считая свои проблемы куда масштабнее, чем его, не пытаясь заглянуть глубже. Означало ли это, что панацея от психологических травм – это ничто иное, как насмешка над чужими проблемами? Скорее, это срабатывал механизм защиты, которым двигал самообман. В тот день Кэролайн Хант вспомнила себя в юности. Она была убеждённым сторонником того, что умение посмеяться над собственными проблемами – есть противоядие от душевных травм и психологического диссонанса. Весть об Эдварде Клементе принесла ей не только печаль утраты, но с ней пришло и понимание того, что нужно находить в себе силы смеяться над собственными проблемами и, тем самым, не давать тяготам брать верх и накрывать с головой.

Написав статью, Хант отправила её в редакцию. Новость о смерти знакомого оставила горькое послевкусие. Ей необходимо было отвлечься, с кем-то поговорить. С кем-то, кто тоже знал Эдди. Покопавшись в кармане джинсов, Кэрол отыскала скомканный клочок бумаги, на котором записан номер Гленна Хадсона.

Молодой мистер Хадсон был очень рад звонку мисс Хант. Но в её голосе он услышал не то, что ему хотелось услышать. Скорбь. Гленн с радостью согласился увидеться, предложив встретиться в той самой закусочной, недалеко от места проведения собраний. Через сорок минут они оба уже были на месте.

Хадсон был одет в вязаный свитер с широким узором, на голове была шапка похожая своей фактурой на свитер. Он не ожидал звонка от Кэрол. Ему казалось, что вопреки их милой беседе за чашкой горячего шоколада, его собеседница не заинтересовалась в нём, как он заинтересовался ею. Гленн не знал, какого характера будет встреча и что означало это предложение встречи и потому, выглядел немного растерянно.

Хант, в порывах своих эмоций, не отвела должного времени и внимания своей внешности, и в спешке направилась к месту встречи на своей коляске. Лишь почти добравшись до закусочной, она поймала себя на мысли, что совсем забыла привести себя в порядок и, встав напротив витрины магазина бытовой техники, глядя в отражение в стекле, Кэрол попыталась собрать по новой волосы в хвост и поправила манжеты кофты.

Встретившись у входа, они прошли внутрь.

– У вас был встревоженный голос по телефону, – заговорил мистер Хадсон, – Что случилось? У вас всё хорошо?

Омрачённым взглядом Кэрол посмотрела на собеседника:

– Мне написали с работы и… Я узнала, что сегодня умер мистер Клемент, посещавший наши собрания.

Лицо Хадсона заметно побледнело:

– Мне очень жаль, – он хотел было продолжить, сказав, что он и не был с ним так тесно знаком, но счёл это излишним. Однако, тем не менее, Гленн Хадсон успел пропитаться к покойному чувством эмпатии и жалости ещё при его жизни. Он находил в его выступлении на собрании нечто очень чистое и добродушное. Несмотря на свои грозные черты внешности, покойный мистер Клемент произвёл на Хадсона впечатление маленького ребёнка, которого постоянно задирали в школе, которому не везло с друзьями, на которого не обращали внимания девчонки с его класса, у которого была дурная обстановка в семье. Что-то из того сложившегося образа было похоже на фрагменты его собственного прошлого и он, отчасти, узнал в этом ребёнке себя. Он не мог оставить незамеченным тот факт, что сказанная Эдди Клементом фраза «Они не способны так любить» не раз возникала у него в сознании. Но Хадсон привык держать весь этот негатив в себе, ибо свято верил, что никакие утешительные беседы не должны провоцировать такие откровения, ибо они никому по-настоящему не интересны. «Сор, что содержится в голове у кого-то, в той голове и должен оставаться и не пачкать умы других.» Сором он звал эти эмоциональные переживания потому, что каждый спешил от них избавиться, и никто не торопился пропитаться этим, принять и разделить это чувство. Хадсон сохранил свой сор, а Эдди отличился тем, что не побоялся озвучить это, даже рискуя быть засмеянным в итоге.