Профессор Дирк стоял с фонарем в руке. Луч света поймал страницы Вейна, лежащие на полу. В глазах профессора не было гнева – лишь глубокая, неизбывная усталость и что-то похожее на боль.

– Я… я просто… – начал Элиас, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

– Знаю, что ты ищешь, Верн, – перебил его Дирк тихо. Он вошел, его механический протез ноги глухо стукнул по каменному полу. Со скрипом опустился на пыльный стул рядом. – Твой отец… он предупреждал меня. Говорил: "Мой сын – упрямый осёл. Как и я в его годы. Не даст покоя ни себе, ни другим". – Дирк провел рукой по лицу, его взгляд упал на обугленный переплет книги Вейна. – Жажда знаний похвальна. Но слепая жажда ведет в пропасть.

Он замолчал, будто борясь с собой. Потом резко достал из кармана мантии массивный латунный ключ. На нем была выгравирована стилизованная буква "B" и цифра "7".

– Лаборатория B-7. Подвальное крыло, за синей дверью с трезубцем молнии. – Он бросил ключ Элиасу на колени. – Только ради всех святых механики, не взорви её, как тот безумец Вейн. И не говори, что я тебе это дал.

На следующее утро Элиас проснулся от настойчивого стука в дверь.

– Посылка для Верна. Из арсенала, – сказал дежурный, вручая деревянный ящик, окованный по углам жестью и запечатанный сургучом с фамильной печатью Вернов – стилизованный паровой молот.

Сердце Элиаса упало. Отец прислал отказ? Последнее предупреждение? Он сломал печать. Внутри, бережно переложенные стружкой бука, лежала потрёпанная временем тетрадь в кожаном переплёте. Отцовские чертежи. Датированные 1805-1809 годами, временем его юности в Академии. Элиас листал страницы, покрытые аккуратными линиями и яростными красными пометками: "Ошибка! Перегрев котла на 17-й минуте испытаний!", "Не работает! Заедает при влажности выше 60%!", "ОПАСНО! Выброс пара в обратку при превышении 150 psi!". Чертежи летательного аппарата с машущими крыльями, парового вездехода для болот, кристаллического стабилизатора для артиллерии… Все со следами неудач, тупиков, разочарований.

Но на последней странице, под схемой фантастического, стремительного летательного аппарата с кристаллическим "сердцем", было написано не чертежными чернилами, а простым карандашом, дрожащей, но твердой рукой:

"Сын. Если уж лететь – то далеко. И выше всех. Г.В."

За окном загудели, набирая обороты, турбины тестового биплана в ангаре. Новый прототип, неуклюжий и громоздкий, с трудом отрывался от земли, его шесть крыльев трепетали в предрассветной дымке. Элиас улыбнулся, ощущая комок в горле и внезапную теплоту в груди. Он достал из-под матраса свою тетрадь с проектом летающей машины. В ящик стола легла свежая страница, озаглавленная: "Проект №2: Кристаллический двигатель 'Сердце Вейна'. Вариант с двойным контуром безопасности и резонансным демпфером".

Лаборатория B-7 ждала. Ее тайна, как магнит, притягивала его в самое сердце академического подвала, туда, где прогресс когда-то обжегся дотла.

Повестка лежала на кухонном столе Лоры Верн, как незваный гость, пришедший осквернить святость домашнего очага. Треугольный армейский конверт из плотной, шершавой бумаги цвета грозовой тучи был придавлен старым медным подсвечником – будто кто-то пытался удержать зло ритуальным грузом. Подсвечник оставил на столешнице едва заметную вмятину, словно шрам. Элиас стоял над ним, не решаясь коснуться. Он провёл пальцем по шершавой поверхности, ощутив подушечкой рельеф королевской печати: скрещённые молот и шестерня, символ Инженерного Корпуса Лоренхейма. Холодный, бездушный оттиск власти.

– Инженерный Корпус, – произнёс он, поднимая глаза на отца. Голос звучал чужим, плоским. – Два года. Обязательная служба. Отсрочка академическая… не действует.