Вводный экзамен проходил в Зале Первых Принципов – огромном, как цех, помещении с высокими сводчатыми потолками, закопченными выхлопами паровых машин. Двадцать рабочих станций, каждая – мини-крепость механика: массивный чугунный верстак, миниатюрная, но мощная паровая кузница с наковальней, полный набор инструментов, от зубила до микрометра, и тестовый маховик, соединенный с датчиком КПД.

– Стандартный квалификационный тест, – объявил ассистент с лицом, изборожденным шрамами от старых ожогов и искр. Его голос, усиленный медным рупором, гулко разнесся под сводами. – За три часа собрать рабочий одноцилиндровый паровой двигатель по предоставленным чертежам. Чертежи – на центральной доске. Станции пронумерованы. Время пошло!

Заскрежетала меловая доска, открывая сложную, но стандартную схему. Остальные студенты бросились к ней, толкаясь, записывая детали в блокноты, сверяя размеры. Элиас лишь бегло взглянул. Его пальцы помнили эти узлы еще с отцовской мастерской, где он разбирал и собирал подобные моторчики с десяти лет. Он включил подачу пара к кузнице, разогрел паяльную лампу. Его движения были быстрыми, точными, почти автоматическими. Шестеренки, поршень, цилиндр, трубки конденсатора – все вставало на свои места с мягким, удовлетворяющим щелчком или стуком. Через пятьдесят семь минут (он проверил по хронометру матери) его двигатель уже пыхтел ровно, как спящий дракон, приводя в движение тестовый маховик. Но Элиас не остановился. Он взял медную трубку и аккуратно согнал ее в компактную спираль.

– Рановато для финальной проверки, юноша, – раздался сухой голос у него за спиной. Профессор Дирк, появившийся как тень, наблюдал за ним своим моноклем. – Самоуверенность – враг точности.

– Я закончил сборку, профессор, – ответил Элиас, стараясь держать голос ровным. – И добавил модификацию. – Он указал на медную спираль, встроенную в систему охлаждения конденсатора. – Это увеличит площадь теплообмена и снизит потери энергии на…

Дирк молча взял устройство. Его обожженные пальцы исследующим движением обошли корпус, проверяя соединения. Без комментариев он подключил двигатель к измерителю КПД. Стрелка на циферблате дрогнула, поднялась и замерла на отметке, стабильно на 15% выше стандартного показателя для такой модели. В аудитории повисла тишина, прерываемая лишь шипением пара и натужным стуком двигателей у соседей.

– Интересно, – пробормотал Дирк, его голос не выдавал ни одобрения, ни гнева. – Но в Академии мы ценим не только скорость или… импровизацию. – Он резко указал тростью с встроенным барометром на станцию справа. Там у перепуганного первокурсника с лицом, перемазанным сажей, только что с шипением и клубами пара лопнул перегретый клапан. – Мы ценим предсказуемость. Надежность. Твоя спираль оригинальна, но кто гарантирует, что вибрация или коррозия не разъест ее через месяц непрерывной работы? Кто рассчитал запас прочности? Где чертеж модификации?

Элиас сжал кулаки, чувствуя, как нагревается в кармане старый отвёрточный набор с инициалами деда. Он знал расчеты. Проверил их мысленно десяток раз. Но слова профессора, холодные и острые, как стальная стружка, впились в мозг. Предсказуемость против прогресса. Надежность против дерзости.

Первая официальная лекция по прикладной механике началась с демонстрации музейного экспоната под стеклянным колпаком.

– Основополагающий принцип центробежного регулятора Уатта, – монотонно вещал профессор Дирк, расхаживая между рядами, словно капитан на палубе корабля дураков, – остается неизменным с 1788 года. – Его трость с барометром отстукивала на каменном полу мерный такт, словно метроном. – Надёжность. Проверенность временем. Отсутствие неожиданностей. Это краеугольный камень инженерного искусства. Фантазии оставьте поэтам.