После Второй мировой войны и с возникновением кибернетической парадигмы столкновение человека и машины все чаще стало фигурировать в виде киборга[4]. Киборг не человек и не машина в традиционном смысле слова, а гибридное существо. В нашумевшем «Манифесте киборга» (1984) Донна Харауэй позаимствовала этот термин, чтобы описать, что происходит с личностью в культуре, быстро подвергающейся компьютеризации: «К концу XX века – к нашему времени, мифическому времени – мы все стали химерами, теоретически обоснованными и промышленно произведенными гибридами машины и организма – одним словом, мы стали киборгами» (Haraway 1991: 150). Кибернетическая парадигма оказала большое влияние на направленность научных исследований, особенно в области биотехнологий. Проект «Геном человека» получил солидное финансирование, позволившее в середине 2000 года, с опережением графика, завершить этап предварительной расшифровки генома, и это стало возможным благодаря восприятию живого организма как автоматической системы, управляемой генетической программой, где ДНК выступает в виде кода кодов. В этом же духе Уолтер Гилберт говорит о цифровом акте сотворения, утверждая, что когда-нибудь «можно будет вынуть из кармана компакт-диск и сказать: “Вот человек – это я”» (Gilbert 1992: 96). Такова новая концепция персональных информационных носителей: и сам человек – информационный носитель.

Эти три версии искусственного рождения человека можно интерпретировать как вехи в процессе «переписывания» природы техникой, по мере того как промышленные механизмы дополняются механизмами информационными (медиа), а на горизонте уже замаячили запрограммированные и запатентованные формы жизни. Лэш делает особый акцент на этом пути развития, связывая возникновение генной инженерии с общим изменением характера власти: «“жизнь” становится вопросом уже не органических, а технических систем» (Lash 2002a: xi).

Поскольку то, что прежде считалось аксиоматической основой социального существования, сейчас ставится под сомнение, я попытаюсь отделить свое восприятие дома Гейтса от привычной интерпретации: дескать, то, что вчера было научной фантастикой, сегодня становится явью. На самом деле все намного сложнее. Для меня дом Гейтса – это метафорическое воплощение сильнейшего воздействия электронных и цифровых медиа на создание публичного и частного пространства в современном городе. Трансформация отдельного дома происходит одновременно с переустройством городских пространств, а в мировом масштабе – распространением цифровых сетей, меняющих экономические и политические векторы, а также матрицы культурной принадлежности. Серьезное изменение заключается в том, что прежде эти фронты или рубежи – домашние, локальные, городские, региональные, национальные, транснациональные – четко разделялись (по крайней мере, так считалось), а теперь кажется, что все неразрывно спаяно. Глобализация медийных потоков идет рука об руку с реорганизацией пространства домашнего быта, в том числе и микрополитики на уровне семьи.

Сегодня в доме содержатся самые разные формы медиа. Многие из них находятся в процессе преобразования из односторонних вещательных систем с региональным или национальным охватом в интерактивные глобальные сети, где каждый узел потребления способен и на производство. Как отмечает Беатрис Коломина, «дом теперь стал медийным центром, реальностью, которая навсегда изменит наше понимание публичного и частного» (Colomina 1994: 210).

В эпоху вездесущих медиа более проницаемыми становятся не только границы дома, но и государственные границы. В результате сегодня культурная идентичность в меньшей степени определяется «воображаемой общностью», связанной с географическими границами национальной территории, и все больше напоминает мозаичный узор, чьи контуры расчерчены пересекающимися зонами спутникового вещания и потоками цифровых сетей. В то же время медиа повсеместно становятся элементами, организующими общественное пространство современного города: они вкраплены в городскую инфраструктуру в самых разных местах и формах – от газетных киосков и больших уличных экранов до электронных камер наблюдения и компьютеризованных систем управления уличным движением. Возникновение новых поколений мобильных медиа, в буквальном смысле сопровождающих нас в повседневной жизни, лишь усилило наступление на традиционные границы общественного и частного пространств.