В этом смысле показательна трансформация телефонного диалога. Почти сто лет телефонные звонки поступали в стационарные точки – дома и офисы, и звонивший спрашивал, здесь ли нужный ему человек. В эпоху мобильных телефонов, напротив, первый вопрос чаще всего звучит так: «Ты где?» Когда медиа стали мобильными, вездесущими и персонализированными, произошло слияние техники и человека, и это слияние все больше воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

Таким образом, стену-экран в доме Гейтса можно воспринимать как симптом процесса, в рамках которого разнообразные новые медийные технологии и платформы перекраивают не только архитектуру и устройство города, но и социальную жизнь. Образ города и наши представления о существовании в нем постоянно меняются. Под вопросом уже функции не только стены в качестве одного из основных элементов архитектуры, но и дома как частного пространства и улицы как общественного. Анализ этих изменений, которые происходят повсюду: от внутреннего мира современного человека до публичного пространства, форума, на котором протекает общественная жизнь и ведется политическая конкуренция, – требует отхода от парадигмы о репрезентативной роли медиа. То есть от теории, построенной на основополагающем, пусть зачастую и не артикулируемом четко тезисе о том, что роль медиа заключается в представлении нам – точном или нет – внешнего мира. Считается, что медиа в конечном итоге отделены от «реального мира», и это мнение определяет анализ медиа в новое время, а также «постмодернистский» дискурс о размывании или разрушении реальности под натиском медиа. Вопрос о том, как конструируется мир в медиа и через их посредничество, сохраняет важнейшее значение. Однако не менее важно осознать, что медиа больше нельзя отделять от социума – да и от политики, экономики и культуры. Если мы признаем усилившуюся роль медиа в производстве современного опыта, то нам необходимо серьезно отнестись к утверждению Маклюэна о том, что они представляют собой среду обитания. Это становится все заметнее, по мере того как медийные технологии распространяются за пределы фиксированных и специализированных пунктов потребления вроде дома, офиса или кинотеатра. Само передвижение по миру сегодня связано с пересечением многообразных медийных потоков и участия в них. Ни дом, ни улица, ни город сегодня немыслимы отдельно от медийного аппарата, перераспределяющего масштаб и скорость социального взаимодействия.

Конечно, «дом» в данном случае следует воспринимать не просто как сооружение из камня, бетона или дерева, но также и как символ ощущения культурной принадлежности и экзистенциальное убежище. Здесь важно не разделять материальное и психологическое, но и не подменять одно другим. В каком-то смысле пространственные мутации, влияющие на современную архитектуру и устройство города, – изменения подхода к зданиям и прохода из комнаты в комнату, приближенность объектов друг к другу и т. д., – связаны с изменениями в образе мысли и опыте, затрагивающими социальные взаимоотношения субъективности и смысла. Крах «великого нарратива», который Лиотар считал основополагающим элементом состояния постмодерна (Lyotard 1984), по крайней мере отчасти обусловлен кризисом границ, систем координат и измерений. Как разделить внутреннее и внешнее? Каковы координаты близкого и далекого? Что случается, когда «здесь» и «там» больше не разделены и грозят слиться друг с другом?

Ответы на все эти вопросы во многом определяют сегодняшнее понятие «дом», идет ли речь о частном жилище, о постиндустриальном городе или о рассеянных сообществах, составляющих неоднородный «общий дом» современного национального государства. Прежний,