– Не подмажешь, не поедешь! – смеется грузоотправительница.

Я мотаю головой:

– К сожалению, и этому не научен.

– Хорошо! – вспыхивает кэп. – Кто же тогда, по-вашему, будет платить за простой судна и порта?

– Тот, кто виноват во всем.

– Ну, уж дудки! – Джен Пак криво усмехается. – Мы с портом живем душа в душу, не ссоримся почем зря.

– Ладно, – усталым, миролюбивым жестом останавливает дискуссию капитан. – За этот вагон масла лично я буду нести ответственность. Договорились?.. Это вас устраивает, Виктор Сергеевич?

– Мне отпечатать для вас отдельный коносамент? – спрашиваю я сухо в упор.

– Нух это уже не ваше дело, в конце концов! – голос Волошина срывается на визг. – Не морочьте голову, второй! Время не терпит! Принимайте груз и баста!

– Немаркированный – не имею права!

Я поднимаюсь.

Лицо Волошина покрывается бурыми пятнами. Лишённое растительности, оно делаются морщинистым и одутловатым.

– Значит так! – уже кричит он. – Довольно! Я вас отстраняю! Пришлите ко мне тальмана с первого трюма! Кто у вас там стоит – Жиганов или Портенков?

Волошин достает носовой платок, раздраженно сморкается. Во мне смерчем вспыхивает негодование: как некоторым хочется толкнуть кого-то на преступление! Подмять под себя!..

Сбегаю вниз по трапу. Костров курит в моей каюте, рассматривает пепельницу выполненную в виде ковбойской шляпы.

– Знатная вещица! – замечает он. – Майолика? Где брал? В Сингапуре?

– Вас вызывает капитан, – плюхаюсь я на кушетку. – Будут уговаривать принимать немаркированный груз.

– А вы? – переходит Костров на официальный тон.

– Отказался.

– Ну, и на мне далеко не уедешь. Где сядешь, там и слезешь! Знаем мы эти фокусы – стрелочника ищут!

Оставшись один, я кидаюсь на кушетку, закидываю руки за голову. Отчего некоторым людям так хочется всю дорогу хитрить, деланно преуспевать? Живи спокойно, делай свое дело хорошо, добивайся истины во всем! Ан – нет! Плевать, что там будет потом, в конце! Дай погарцевать на коне хотя бы час, хотя бы мгновение! Неужели кому-то еще не понятно, что дом, построенный на песке, рушится в итоге. Кого они пытаются обвести вокруг пальца? Самих себя?!.. Уму непостижимо! – как говорит мой друг Сивашов.

Я поднимаюсь, смотрю в лобовой иллюминатор: погрузка по-прежнему идет на один трюм. Значит, Кострова не сломали.

«Человек чувствует себя полноценным человеком, когда чист и честен, – думаю я. – А кому-то все равно, если жизнь в итоге окажется нагромождением сумбурных, нелогичных поступков. Наверно, добившись эфимерной выгоды, такой еще и гордится собой: гляньте, какой я пробивной!..»

В три часа ночи стук в дверь. На этот раз – первый помощник капитана, а по-судовому – “помпа”.

– Добрый вечер, Виктор Сергеевич! – помполит присаживается рядом со мной на кушетку.

– Доброе утро, Викентий Иванович!

– Ах, да, правильно – утро! Лежи, лежи!.. Я все знаю: проявил принципиальность. Все правильно! Молодец! Но и погрузку бросать на самотек негоже, как полагаешь?

– Меня отстранили.

– Вот, уже и обида!.. Впопыхах он, не подумавши. В работе чего не бывает.

Помполит улыбается кисло, но подбадривающе.

– Если вы, Викентий Иванович, пришли уговаривать – пустой номер!

– Колюч, колюч!.. В твои-то годы, Виктор Сергеевич?!

– А в какие годы разрешается быть колючим?

Помполит от всей души заходится смехом.

– Ну-у, молодец! Такого не перекуют. Я тоже в свое время был кое-кому поперек горла. Все правильно! Образуется. Матрос Костров тоже отказался принимать недоброкачественный груз – твоя школа?

– Может и моя.

– Скромняга! В общем, поздравляю! Положил всех на лопатки! Сыр-бор до самого ОБХСС. Джен Пак собственной персоной вынуждена идти в Холмск сопровождать груз. Капитан предоставил ей лоцманскую каюту. Уже вещи перетаскивает.