Официантка указывает на столик под веерообразной пальмой. Поужинав, мы заказываем шампанское.

– У нас новая марка, – сообщает девушка-официантка. – “Сверхсухое”. Недавно завезли.

Она откупоривает бутылку и наполняет бокалы. Жидкости почти не видно, одни потрескивающие золотистые пузырьки. Мы с Лерой смотрим друг на друга и понимаем: оба одновременно вспомнили ту задержку самолета в Хабаровске, тот сугроб в заснеженной аллее, а потом – такое же «сверхсухое» шампанское. Когда это было? Пять лет назад? Кажется – давным давно и как будто совсем недавно – стоит протянуть руку…

– Завезли апельсины из Марокко, – доверительно объявляет официантка. – Желаете?

На пояске у нее болтается тоненький металлический карандаш японского происхождения. Подарок какого-то моряка.

– Пожалуйста, если можно, – просит Лера.

Официантка приносит большой пакет с сочными оранжевыми плодами далекой Африки.

– Человек так или иначе желает быть полезным в этом мире, – продолжает размышлять Валерия. – А если в нем никто не нуждается, какая это, наверно, драма?!

– Это уже не драма. Это – трагедия!

Шампанское все потрескивает и брызгается в бокалах. Официантка за стойкой буфета, подперев щеку, задумчиво смотрит на Леру. Похоже, безошибочным женским чутьем она уже определила, как скоро этой миловидной молодой женщине, купившей апельсины, предстоит стать матерью…

– Скоро зима, – мечтательно говорит Лера. – Люблю снег! По утрам ветки белые, хрупкие, точно гипсовые. Когда мороз сильный. А если навалит снегу – елки красивые, как пудели! Не замечал?.. На лыжах побегать – прелесть! Они шуршат, хлюпают сзади, а ты бежишь, задыхаешься от ветра, от солнца, от белизны… Когда теперь придется еще покататься? – вздыхает она, глядя вниз, на большой живот. – И ты скоро уходишь в море!

– Еще не скоро, – успокаиваю я.

– Как – ремонт? Движется?

– Тянут кота за хвост!

– А что слышно о наших мальчишках? – спрашивает она. – Где они?

– Плуг, по-моему, ушел на Кубу. Он уже старпомом. Стремительно делает карьеру!.. Геночкины “Янтарные горы”, слышал, идут в тайм-чартер в Австралию. А Сивашов на “Люблино”. По-моему, тоже где-то торчит в ремонте…

Потом я подзываю официантку и расплачиваюсь.

Наверху, на набережной, мы ловим такси и едем на Луговую. Здесь, в многоэтажном доме, у нас небольшая комната.

В конце ноября «Антарес» выходит из ремонта. У судостроителей есть поговорка: ремонт корабля невозможно завершить, его можно только прекратить.

Заканчиваешь ремонтировать корму – с успехом можешь приниматься за ремонт полубака. И так – по кругу!..

«Антарес» с помощью буксиров перебирается из «Дальзавода» на противоположную сторону Золотого Рога. Здесь он пополняется снабжением, комплектует рейсовый экипаж и поднимает «окно» – флаг отхода. Вот и долгожданная команда по «принудительной» трансляции:

– Все по местам!.. Провожающим покинуть борт судна!..

Лера сходит по трапу на причал. По стенке, взметая серебристую снежную пыльцу, гуляет ветер. Я кричу, чтобы она сразу садилась в машину и ехала домой. Она отрицательно качает головой, грустно улыбается. Она давно перешила пуговицы на пальто до предела, и потому похожа на монумент Нельсону на Трафальгар-сквер в Лондоне, только без постамента. Волосы собраны сзади в тугой узел, от этого личико кажется заостренным, почти детским. В сердце мгновенно, как ласточки в иллюминатор, влетают бескорыстные жалость и нежность.

Я занимаю место на корме судна. Машу ей рукой. Она не уходит. Матросы расчехляют шпиль. На баке, слышно, клацает в клюзе выбираемая якорь-цепь.

– Отдать кормовые! – команда с мостика.