– Так, Катя, давай сюда голову, вшей гонять будем! – Плюхает с размаху керосином.

– Ма-а-ам! Больно! Ты мне полголовы сожгла!

– Не боись! До свадьбы заживет!

– Мам, а что это слоями отваливается?

– Ой! Это кожа слезает… Прости.

Было, мягко говоря, неприятно!

Другой инцидент, который вернул меня из розовых детских мечтаний на реальную почву, произошел в возрасте пяти-шести лет. Мама вдруг предложила прогуляться, и я, воодушевленная этой идеей, тут же побежала собираться. В голове крутилась одна мысль: «Ура! Со мной родители наконец гулять будут».

Я схватила своих игрушечных зверят – лисенка с бельчонком – и, подумав, что на улице им будет холодно, сообщила маме, что их нужно одеть. Она за десять минут из того, что было под рукой, мастерски соорудила зверятам шапочки и пальтишки.

«О! Классно! Наконец со мной кто-то будет играть», – радостно думала я.

Мы отправились в лес. Я разложила игрушки, изобрела для них целую игру, зову их играть… и вдруг замечаю, что взрослые вовсю накрывают пикничок: там уже и вино разливают, и закуски раскладывают. На мои попытки втянуть их в свою игру мама только сказала:

– Катенька, ну ты поиграй, поиграй там сама, ну пожалуйста.

В общем, сюсюканья от родителей в моем детстве было не дождаться. Но время идет очень быстро. И если в моем детстве мама была занята своей жизнью и работой, то нянчиться с внуками ей уже не позволяло здоровье. Третьего и четвертого она физически не могла брать к себе даже в гости.

Мы старались особо не нагружать ее, но случилось так, что в какой-то момент все же явились к маме перекантоваться на пару месяцев, пока в нашей квартире был ремонт. Косте и Максиму было года три-четыре.

Мы не заметили, как «пара месяцев» перевалила за год. Мальчишки-погодки разносили квартиру, бесились, а сверху в их кучу-малу еще прыгали Злата и Аня. «Баб, мона шкаф?» – А там блузки шелковые, платья. – «Нет, нельзя». – «Значит, мона!» И дверь, поломку которой мы дружно скрывали, р-раз, падает на пол. Бабушка в предвкушении нашей депортации.

Когда мы в конце концов съехали, мама устроила «вечеринку века». На кухне. Одна. И пропустила наш праздник трехлетия Кости. А мы не обиделись.

Спустя несколько месяцев после нашего переезда у мамы случился инсульт. Теперь уже ей требовалась наша помощь. Мы знали, куда обращаться, так как до этого подобное произошло с дедушкой (к этому моменту его уже не было с нами). В больнице мама провела больше месяца и благодаря мастерству врачей восстановилась практически полностью. Она не переставала острить по всем возможным поводам, но я видела, что настроение у нее так себе. И обижалась мама чаще обычного. Она понимала: это начало того, что назад откатить невозможно. Страшно было и мне.

Как-то на даче мы вместе готовили борщ, я подумала, как же здорово, что у нас все еще есть такая возможность, и хлынули слезы:

– Мамочка, дорогая, прости меня…

– А за что? Что натворила ты, дочь моя дорогая?

– Мам, да за все… Что я так тогда на тебя кричала в больнице, когда Злата… Ты же не виновата совсем. Ты ей и нам всю себя отдавала. А я… ну я просто… Сама испугалась, наверное. Мне было трудно признать, что я бросила своих детей на тебя. Мамочка, ты самая дорогая на свете! Я так люблю тебя! Спасибо тебе за все, что ты для меня делаешь. Ты моя самая лучшая!

Я стала целовать ей руки и плакала, вспоминая все новые моменты, где я могла ее задеть, извинялась и плакала. Но легче мне почему-то не становилось.

Мама проникновенно смотрела на меня. В ее глазах было столько боли… и еще больше невероятной любви, которая свойственна только маме. Она смотрела и как будто заново проживала все эти моменты. А потом обняла и поцеловала меня: