А я тоже очнулась, когда Макс сказал, что Злата сама задышала и ее сняли с аппарата ИВЛ. Сколько времени это длилось? Не помню. Но чудо случилось.
После выписки я перестала сердиться на маму. Поняла, что сама же ребенка оставила и пошла заниматься делами. Как она дальше жила с этой болью? Не знаю. Но с тех пор я стала больше требовать с себя, чем с других.
Е. ЮШКО
3 глава
Важные осознания
Все родители периодически недовольны тем, что бабушки и дедушки чрезмерно балуют их детей. Хочешь конфетку? Держи килограмм! Захотелось пирожков? Сейчас налепим! Раньше и я была такой мамой. Однако со временем пришло понимание: пусть так и будет! Никогда же не знаешь, когда этот опыт для внуков закончится. А на кладбище, знаете, для общения не тот вайб.
Вернувшись со Златой домой из больницы, мы провели тотальную ревизию наших квартир. Лекарства убрали на антресоль, куда можно забраться только по лестнице, и то не всем. Лестницу спрятали, предварительно сняв ступеньки. Чтобы никаких шансов нашкодить, ведь один ребенок еще ничего, а два – банда. Но меня долго мучила совесть, что я так орала на маму в приемном покое. Мысленно репетируя извинительный разговор, я не находила повода его провести. Возможно, гордыня мешала, а может, и стыд.
А дети все прибывали и подрастали, и мама на триста процентов включилась в роль бабушки. В ней открылись фанатичная преданность и безграничная любовь к внукам.
Сначала она говорила, что никого невозможно любить больше Златы. Хотя подкалывать тоже не уставала:
– А почему у нас Злата рыжая? Где сломался код ДНК?
– Мам, на отца папы посмотри, понятно же все. Это не рыжина, а красивый соломенный цвет.
– Кать, глянь, ребенку месяц, а она у тебя худеет: щек нету. Ножки дохленькие, как у лягушонка. И страшненькая такая… А родилась-то красивая! Тебе не кажется, что она сейчас у тебя от голода помрет?
И правда, в попытках кормить первенца грудью я не понимала: что-то не так у меня с молоком. Мама заметила первая, а врачи подтвердили.
В месяц у Златы диагностировали дисплазию тазобедренного сустава и обязали меня постоянно держать ее в специальном ортезе-распорке. Смотреть на дитя было больно, зато очень удобно носить. Мама называла это устройство «адовая херня» и снимала каждый раз, когда я уходила из дома: пусть отдохнет Золотишечка. Возвращаюсь я как-то пораньше, а Злата такая вся нарядная лежит. И мама виновато щебечет:
– Все уже, одеваем, одеваем космонавта твоего. Хотели красивого ребенка показать родственникам, а не это вот, блин. Дед, ты сфотографировать успел?
Люблю смотреть эти фотки в семейном альбоме. Мама с шаловливым лицом и довольная Злата в красивом костюмчике. Конечно, мама продолжала меня учить обращаться с младенцами:
– Так, Кать, давай помогу. Газоотводная трубка это называется, говоришь? Сейчас установим… Да е-е-еперный театр!
(Трубка со всем содержимым летит мне в лицо.)
– Господи Иисусе, как этот памперс ваш надевается? Где тут перед, где зад?
– Мама, а ты меня правда сама рожала? Может, вы меня подросшую удочерили, годика в три? Что-то не идет у тебя забота о маленьких детях.
Наверное, мама сама так себя развлекала – сама шучу, сама смеюсь. Диалог ведется, и Злате весело. Довольный ребенок – довольные мама и бабушка.