Кроме мистера Робинсона, разумеется, – поспешил внести поправки Рой.

Эштон немного поразмыслил, затем ответил, всё ещё обдумывая вопрос:

– Не стану утверждать, но вряд ли был хоть кто-то, кто мог остаться равнодушным к столь очаровательному созданию, как Мари. Но смею с уверенностью заявить, что с её стороны ни разу не было никаких намеков, способных кинуть тень на её привязанность к кому-либо из её окружения. Она всегда была весьма сдержанной и учтивой, но вместе с тем отличалась рассудительностью и просвещённостью. Мари – очень добрая и ранимая девушка, порой уступчивая, в силу воспитания и праведности. Но

внутри неё сидит волевой дух цельной личности. Я с малых лет наблюдал это в ней, – дрожащим голосом ответил Эштон.

– Это радует. У неё есть стержень, это ей поможет выжить! – отозвался Блэквуд.

– Как у вас там говорят: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю»?

– Стало быть, – отозвался Эштон.

– Я же убеждён, что она принадлежит к непокорным и настойчивым. У каждого из нас своя цель, но главное на пути к ней – не утратить свою целостность. Определённо, – добавил Рой твёрдо, демонстративно подняв указательный палец.

– А вы, как я погляжу, не только начитанный, но и весьма осведомлены в божественных провидениях и предписаниях религии, как для атеиста. Что весьма любопытно. Это наводит меня на неоднозначные умозаключения.

– Это какие же? – бровь детектива изогнулась, изображая недоумение.

– Вы излишне добродушны и сердобольны, как для человека, не верящего в силу добра. Но вместе с тем слишком критичны и недоверчивы, чтобы полагаться на кого-либо, кроме себя.

Главным образом на божью милость. И всё же я склонен верить в вашу праведность больше, чем вы, поскольку имею честь её лицезреть. А ещё вы слишком щедры, а это прямой признак благочестивости, тогда как именно скупость и жадность – показатель недостаточно полноценной веры! – смело и безапелляционно заключил Эштон, допивая свой виски.

– Боюсь, я не гожусь, удачно отрекомендовать себя малознакомому джентльмену. Стало быть, это моя дурная привычка – делать добрые дела! – тут же ответил Рой, разводя руки в стороны.

– Но, уверен, что справлюсь. Пройдёт ещё год, другой, и я освобожусь и от этой навязчивой, упрямой добродетели. Ибо я не сторонник библейских убеждений, тут нечего добавить! – отшутился он.

– Стало быть, вы всего лишь острослов. Я не верю, что вы поддерживаете философию нигилизма! – предположил Эштон.

– Абсолютно! Даже такому скептику, как я, нигилизм режет слух. Само слово звучит крайне категорично и убого. Этот термин, возникший в немецкой литературе и философии совсем недавно, вызывает много противоречий. Что не идёт ни в какое сравнение даже с моим недоверием! – признался Рой и, не удержавшись, рассмеялся бархатистым смехом.

Впервые за всё время знакомства с Эштоном он позволил себе подобную приятную вольность. Чем был крайне доволен.

Эштон с удовольствием подхватил его задор и сам разразился громким смехом. Его рука впервые за вечер потянулась к закуске…