Мариэль Вергине Карапетян

ГЛАВА- I

ПРЕДИСЛОВИЕ

Англия.

Шел 1863 год. Эпоха правления королевы Виктории.

Викторианская эпоха – эпоха промышленного, культурного, научного и военного развития Великобритании и время наибольшего расцвета Англии.

Эпоха пышных балов и светских раутов. В ту пору дуэль была священным правом аристократов отстоять честь своего благородного дома в смертельном поединке. Это были времена трезвости, пунктуальности и приличия. Строгий моральный кодекс ценился и до правления королевы Виктории, однако именно в эту эпоху такие качества стали доминирующей нормой.

ОНА

Десятое октября. Вечернее солнце, уходящее за горизонт, окутало его розовым покрывалом. Лёгкий лондонский ветер растрепал длинные кудри её спине. Ещё утром заплетённые в тугую косу, к вечеру они строптиво пытались освободиться.

Девушка сидела на берегу Темзы. Когда ей хотелось побыть наедине, она приходила именно сюда. Это было её любимое место. Смахнув слезу, она глядела куда-то вдаль. А мысли её были ещё дальше.

– Мне не стоило так с ним разговаривать, – твердила она себе. – Не стоило! Он – мой отец и точно знает, как будет лучше для меня, для нас всех. Ведь я ещё слишком юна и беспечна, как он выразился. Кто знает, возможно, когда- нибудь я буду благодарить его, но не сейчас. Я не готова. Господи, дай мне сил и благоразумия…

Она ещё долго сидела на берегу, нервно перебирая жемчужины на браслете и мысли в собственной голове. Это юное создание, которому недавно миновало семнадцать лет, была удивилельной красоты девушка: длинные волосы цвета золотистого каштана ниспадали до пояса, а миндалевидные глаза были чёрными, как октябрьская ночь, и глубокими, как воды Темзы…

В этот тёплый осенний вечер её знобило. Длинные тёмные ресницы содрогались от слёз, покрывающих милое личико, и сбегающими горошинами по щекам.

Она всхлипывала и шмыгала упрямым носиком, нервно кусая нежные алые губы…

Мариэль – юная, чистая, живая. Сколько жизни было в её глазах, сколько грёз в душе.

Как много амбиций она таила, пытаясь подавить в себе, сколько желаний и грез в ней зажигалось и умирало, разбиваясь о скалы суровой реальности.

Мари была среднего роста, но за счёт тонкого стана казалась выше. Лёгкое платье для прогулок из хлопка, затянутое на талии плотным ремнём, делало ее хрупкую фигуру ещё изящнее. Несколько локонов, ниспадавших на лицо, игриво щекотали нос и губы, и она невольно улыбнулась. Подобно ангелу, сошедшему с небес, она глядела на вечернее небо, словно скучая по прошлой жизни.

Тучи затянули небо мгновенно и внезапно, припустившийся дождь согнал её с каменистого берега.

«Любимая погода», – подумала она. В эту пору дожди в

Лондоне шли постоянно, но это не мешало ей любить осень. Октябрь.

Мари медленно зашагала домой, не спеша, не убегая. Напротив, наслаждаясь дождём. Капли стекали по лицу, скользя вниз по длинным ресницам, а она медленно шла, ловя взгляды бегущих прохожих, прикрывающихся от дождя зонтами. Она же никогда им не пользовалась.

«Дождь – это объятия с природой», – повторяла Мари, любившая природу, мир, жизнь.

Вдруг ей почудилось, что за ней кто-то идёт, медленно следуя её маршрутом. Мари резко остановилась и повернулась назад. Никого. Умолкли и шаги за спиной. А может, ей померещилось, и их вовсе не было?

Уж слишком пугливой и впечатлительной она порой становилась…

* * *

– Вы снова гуляли у реки, Мари? – в очередной раз, ре-шив убежать от предстоящего разговора, строго произнёс отец, встретивший девушку в гостиной.

Это был мужчина лет шестидесяти, крепкого телосложения, со смуглой кожей и аккуратно зачёсанными седыми волосами.

Несмотря на почтенный возраст, мистер Джек Дэвис выглядел статно и осанисто, хотя события его жизни оставили много следов, отнюдь не только на внешности.

Мистер Дэвис был одет в сюртук и брюки из плотной ткани тёмно- синего цвета.

Он придерживался делового стиля в одежде, даже сейчас, когда почти полностью отошёл от дипломатических дел.

– Да, я гуляла у реки, как обычно, – убирая назад мокрые локоны и пытаясь оставаться невозмутимой, ответила девушка.

– Вы промокли до нитки, неужто надумали слечь в постель? – продолжал возмущённо отец, сдвинув густые брови и сморщив нос. – Полагаю, вы делаете это нарочно, именно сейчас, в такой важный день. Занятно! Нужно было бродить по городу, мокнуть, как брошенный щенок, вместо того чтобы привести себя в порядок и, как следует, подготовиться к встрече с нашими гостями?

– Интересно, что бы сказала ваша матушка? Царствие ей небесное! – не унимался сердитый отец.

Промолвив, он поцеловал кольцо на безымянном пальце с большим чёрным агатом, которое носил в память об усопшей жене.

Памятные украшения (траурные) – небольшие браслеты, кольца, медальоны, броши, в которые вплетены и спрятаны пряди волос близких людей, детей, возлюбленных. Мода на траурные украшения вспыхнула с новой силой после смерти любимого супруга королевы Виктории, Альберта Саксен- Кобург- Готского.

– Отец, – прервала его девушка. – Если бы матушка была жива, быть может, эта встреча сегодня не состоялась бы вовсе.Во всяком случае, не в таком ключе.

Затем, кинув беглый взгляд на отца, она поспешно поднялась по лестнице в свои покои, с трудом сдерживая вновь подступающие слёзы.

Вслед за Мари в покои вошла женщина лет тридцати – стройная, одетая в строгое серое домашнее платье. Волосы, аккуратно собранные на затылке с помощью заколок, придавали её, и без того спокойной и сдержанной внешности, особую серьезность.

Ростом она была чуть выше Мари, с точеной фигурой и приятными чертами лица, усыпанными мелкими веснушками. В прошлом она служила няней, а ныне – гувернанткой Мариэль.

Дона появилась в этом доме десять лет назад, после сложных жизненных перипетий и трудностей, которые по сей день тщательно скрывала.

Верой и правдой она заботилась о семье Дэвис, в частности о Мари. Женщина очень быстро привязалась и полюбила эту семилетнюю девочку, что не удалось её собственной матери…

И сейчас, когда Мари, повзрослев, превратилась в юную девушку, Дона не покинула их дом, поскольку давно стала членом семьи Дэвис.

БЫТЬ ГРОЗЕ

– Быть грозе… – молвила Мари, увидев, как Дона закрывает ставни на окнах, трепещущие от сильного ветра. – Мне кажется, ночь будет неспокойной, Дона, такой же, как и та злосчастная ночь, когда матушки не стало. – Полно вам, Мари, прекратите терзать моё сердце. Я не могу смотреть на вас .Последние несколько дней вы и вовсе не в себе.Что с вами произошло? Гуляете в одиночестве, избегаете подруг. А вдруг случится беда какая, тогда что? Вот намокли, как плющ. Полюбуйтесь на своё платье, его спокойно можно выкручивать! Узнает об этом ваш брат и очень огорчится. У него и без того дел по горло, а тут ещё с вами возиться доведётся , дитя моё!

– Дона, я не дитя, увы, – с грустью произнесла Мари. –И Iвообще, лучше уж я заболею, нежели в здравии буду присутствовать на этом ужине. Пить микстуры, бредить в горячке лучше, чем сидеть фарфоровой куклой, разглядываемой малознакомыми людьми!

– Мари, ваши речи отчаянны и полны тоски, право, не усложняйте. Это всего лишь совместный ужин, вероятно, ничего из того, чему вы так отчаянно противитесь, не произойдёт.

Мари не ответила, лишь тяжело вздохнула и с помощью Доны начала освобождаться от мокрой одежды.

– Давайте переодеваться, а то, как бы не опоздать к приходу гостей. А это дурной тон!

Мари опустилась на край кровати и посмотрела на пламя ярко горевшей свечи.

Дона зажгла ещё несколько свечей в покоях, и комната наполнилась мягким светом. Это была просторная спальня с большой дубовой кроватью под балдахином. Деревянный пол покрывал мягкий шерстяной ковёр серого цвета. Канделябры из латуни располагались по углам и в центре комнаты, благодаря чему в покоях было достаточно светло, и Мари могла по вечерам подолгу читать книги, сидя в кресле. В углу комнаты стоял письменный стол из красного дерева и деревянный стул с кожаной обивкой. – Сознайтесь, Дона! – вдруг, не удержавшись, Мари схватила гувернантку за руку и, усадив рядом на кровати, продолжила: – Скажите, по совести, вы же знаете, почему отец пригласил к нам Робинсонов?! – Право, не знаю, Мари! Мистер Дэвис ничего не говорил, но смею полагать, что это связано с вами… Но это лишь догадки .

Не принимайте всё близко к сердцу, не усложняйте. Вы слишком впечатлительны, с годами это пройдёт, – добавила Дона, поцеловав подопечную в макушку. Всё было готово к приёму гостей. В центре комнаты накрыли стол на пять персон, и, в ожидании гостей, кухарки и горничные без устали суетились на кухне. Внесли и расставили свечи в высоких подсвечниках, разожгли огонь в камине. Обычно его разжигали по вечерам, с приходом осенних холодов, и комната наполнялась приятным теплом и светом. Мистер Дэвис сидел в кожаном кресле перед камином и курил сигару. Он глядел на языки пламени, мысленно предвкушая предстоящую встречу и разговор со своим старинным другом, деловым партнёром и опорой Томасом Робинсоном.

Раньше мистер Робинсон навещал их чаще, но последние пять лет жил за границей с семьёй и осел в Париже. Двадцать лет назад два приятеля основали совместный бизнес под грифом R&D. Основным капиталовкладчиком стал мистер Дэвис. Томасу Робинсону, находившемуся в затруднительном финансовом положении по ряду причин, мистер Дэвис предложил внести минимальный взнос и стать полноправным бизнес-партнёром исключительно по старой дружбе.