Скрип деревянной лестницы отвлёк внимание джентльменов, и все как один подняли головы. Они зачарованно наблюдали, как по винтовой лестнице спускается Мариэль! Держась одной рукой за перила, второй она придерживала подол бархатного платья цвета топлёного молока с ленточкой на узкой талии. Декольте платья наглухо закрыто, из украшений на ней был лишь жемчужный браслет, который она никогда не снимала, и маленькие серьги из того же жемчуга.

Девушка не любила яркие цвета и броские массивные украшения, которые вошли в моду. Это мало её заботило. напротив, она отдавала предпочтение пастельным тонам и минимализму.

Будь то домашнее платье из льна, хлопка или же вечерний наряд из муслина, шёлка или бархата, Мари предпочитала спокойные украшения: лент в волосах ей было достаточно. В редких случаях она использовала ободки и гребни. В ту пору предпочтение отдавали массивным украшениям из драгоценных камней: изумрудов, рубинов, сапфиров и, безусловно, алмазов.

Те, кто не мог позволить себе такую роскошь, носили украшения с более доступными полудрагоценными камнями. Модницы предпочитали агат, оникс, кораллы. Также в обиходе были украшения из искусственных и живых цветов, которые вплетали в сложные причёски. Они вплетались или крепились непосредственно к волосам или парикам. В те времена было крайне важно иметь длинные волосы и те, кто не мог похвастаться густыми кудрями, прятали свои жидкие косы под пышной, роскошной шевелюрой, не беда, что фальшивой. Дамы смело украшали искусственные волосы такими же венками и обручами…

Что уж и говорить о декорациях из чучел мёртвых птиц. И это отнюдь не считалось чем-то варварским и диким, напротив, каждая достойная дама желала заполучить шляпу, украшенную головой редкой птицы, или же крылом, а лучше целой тушкой!

Мариэль же была противницей всего искусственного, а живые цветы ей было жалко. «Сорванные цветы уже не живые», – говорила она.

Сейчас её волосы были собраны в пучок на затылке. Лишь несколько прядей с обеих сторон вились по щекам.

– Вот чудеса! Неужто это вы, Мари?! – восторженно воскликнул Робинсон- старший.

– Она самая! – уверенно и по-отцовски гордо подтвердил хозяин дома. – Моя Мари! Я чувствовал бы себя глубоко несчастным, не видя её улыбки ежедневно.

Представители сильного пола поднялись, приветствуя даму. Эштон отодвинул стул и жестом пригласил сестру присесть рядом. Девушка вежливо улыбнулась, склонившись в глубоком реверансе. Затем, подав руку брату, аккуратно опустилась на стул рядом с ним. Эштон уловил взгляд Эвана, которым тот неприкрыто оценивал сестру и ему стало не по себе. Он всегда оберегал сестру от дурных взглядов и недостойных манер окружающих.

Сейчас же это был его гость, и он старался не акцентировать на этом внимания, дав Эвану второй шанс реабилитироваться. Но только на сей раз, лишь сегодня…

– Чем же украшает свои серые будни в пасмурном Лондоне, этот юный ангел? – спросил Робинсон- старший.

Но вместо Мари ответил её отец.

– Моя дочь последние семь лет училась в частной школе и совсем недавно окончила ее. Там она искусно научилась музицировать, получила знания по части этикета и подтянула арифметику. Помимо этого, Мари в совершенстве владеет французским языком. Все это благодаря нашей превосходной гувернантке миссис Адамс, которая вот уже десять с лишним лет не только открывает перед ней дверь в науку и культуру, но и крепко держит её за руку, не давая оступиться на жизненном пути. Дона

благотворно влияет на Мари, она просто находка для нас, и не знаю, что бы я делал без неё, особенно тогда, когда Роуз нас «покинула». Я бы, право, не справился!