– Ишь ты, какой праведный сын у тебя, Джек, – подхватил Робинсон- старший, выказывая заинтересованность в беседе.

– А как насчёт женитьбы? Небось, присмотрел себе невесту?

– Если бы! Я устал торопить его, моё слово давно утратило прежний вес. Эштон ищет отговорки, словно принял решение надеть венец безбрачия. Горе мне, горе, а ведь ему почти двадцать девять! – качая головой, недовольно произнёс мистер Дэвис.

– Нам давно пора тешиться внуками, а мы продолжаем возиться с собственными детьми! – разделив тяжкие думы с приятелем, мистер Дэвис немного облегчил душу.

– Гм, действительно, в наше время после двадцати лет спешили в тихую семейную гавань! Заводили детей, постигали взлёты, терпели поражения. Но, благо, нам повезло в делах любовных! Сейчас же молодые люди не торопятся делать столь серьёзный шаг. Быть может оттого, что глупые или, напротив, больно умные. Во всяком случае, гораздо смышлёнее нас с вами, – задумчиво молвил гость.

– Однако… – иронично ответил собеседник, натянуто улыбаясь.

– Не серчайте, мистер Дэвис, мы с удовольствием подождём Эштона, уж больно любопытно поглядеть на сего хвалёного доктора, который отказался от управления компанией в пользу клятвы Гиппократа! – впервые за всё время самодовольно заговорил Робинсон- младший, вальяжно развалившись на диване и медленно попивая виски со льдом.

Джек Дэвис обратил внимание на язвительный тон молодого гостя, но не стал придавать значения колкостям. Ведь, по его субъективному мнению, в чем-то он был прав…

Он поставил свой стакан на мраморный столик и налил себе очередную порцию виски.

Спустя время входная дверь скрипнула, послышались шаги, и в гостиную вошёл тот самый, вышеупомянутый Эштон – высокий, стройный молодой человек лет тридцати. О нём можно было с уверенностью сказать: честный, справедливый, великодушный и крайне порядочный по отношению ко всему, с чем, так или иначе, соприкасался и, вдобавок, недурен собой: тёмно-каштановые волосы, как у сестры, того же цвета глаза, такая же задушевная улыбка.

Эштон Дэвис – доктор, хирург, посвятивший большую часть своей жизни изучению этой многогранной науки. Последние лет пять он всецело был поглощён любимым делом.

Мистер Дэвис был прав в своих суждениях: Эштон избегал его, не желая обсуждать свои дела, поскольку был уверен, что не получит от отца ничего, кроме порицаний и очередной попытки переубедить его покинуть врачебную практику и заняться делами компании.

У Эштона было много душевных переживаний, но он не делился ими с отцом, хотя уважал его и очень любил, но не торопился обнажать перед ним душу.

Много лет назад Эштон водил дружбу с Эваном. Но с годами, расстояние и разные жизненные принципы развели молодых людей.

Однако у них было кое-что общее. Оба были общительны, предприимчивы и, что крайне важно, знали, чего хотят, а главное, как достичь поставленной цели. Вот только методы у них были разные.

Эштон превосходил друга детства редким благородством и сердечностью, которых так не хватало Эвану…

Одетый в добротный серый костюм- тройку, Эштон выглядел очень гармонично и стильно. Следы непогоды остались каплями на его чёрных, натёртых до блеска ботинках. Мокрый плащ и зонт он вручил дворецкому, который лучше всех знал, как вернуть испачканной одежде прежний достойный вид.

– Погода разгулялась не на шутку! – доброжелательно улыбаясь и стряхивая с волос капли воды, протянул руку в приветствии Эштон.

– Вечер добрый, мистер Робинсон, Эван, отец! – поочерёдно пожал руки и приобнял ожидавших его господ.

– Рад видеть вас у нас в гостях, приношу извинения за опоздание. Слишком много больных нынче, и недостаточно компетентных врачей, – искренне произнёс он.