Макс оказался с другой стороны машины. Он в который раз мыл руки и делал это уже с хозяйственным мылом, что взял у водителя БТРа. Полковник незлобно сматерился, назвал подчинённого истерическим неврастеником, который на фоне контакта с мёртвой человеческой плотью и кровью, впал в рипофобию. Приказал «не маяться хернёй» и тоже лечь поспать, иначе после переправы назад, пошлёт его собрать останки Богача и кремировать их по обычаю современных зороастрийцев. Макс нервно улыбнулся, но заверил, что гарантирует до самого Хорога теперь руки не мыть.

– Лезь в машину и ложись спать, – приказал полковник, – часа полтора у нас точно есть. Когда потом отдохнуть придётся – неизвестно.

Сон в БТРе это ещё то удовольствие, но ни жёсткость сидушек, ни запах пороха с бензином, ни гул, которым внутри отзывается любое воздействие на тонкую броню, ничто не могло помешать офицерам мгновенно отключиться. «…луже мочу, а волку мясо. Всё уже случилось, всё произошло… от тебя уже ничего не зависит» – последняя мысль, что мелькнула в затухающем сознанье Кузнецова и тут же он проснулся.

– Тащ полковник, вставайте. Едут, – иглой воткнулся в мозг голос начальника заставы.

Чуть меньше двух часов, словно выпавшие из жизни: ни снов, не ощущений – только закрыл глаза и сразу же открыл. Никаких изменений, лишь боль в ноге и плече стали острее, да стрелки на часах сместились. Кузнецов толкнул Максима, тот застонал, но проснулся тоже быстро. Когда вылезли из БТРа, машина уже подъехала.

– Он ещё спит, – сказал Аблулвали, открыв заднюю дверцу пикапа.

Сергей заглянул внутрь. Неестественно бледный Алишер лежал на кресле с закрытыми глазами. Офицеры переглянулись.

– Опий, – произнёс пуштун. – Кроме первых минут в доме, он ничего не вспомнит. А скажешь, что бородатые дяди ему приснились, так и вообще, ничего в памяти не останется. Не будите только, пусть сам проснётся. К вечеру уже отойдёт.

Кузнецов наклонился к лицу мальчика, почувствовал дыхание и нащупал пульс. Посмотрел на офицеров:

– Берите аккуратно, не разбудите. Его нашли рано утром с серьёзным переохлаждением. Напоили чем-то. Пусть спит.

Мальчишку унесли. Сергей и пуштун отошли в сторону, разведчик развернул схему:

– Это кишлак, а это тропа, – он пальцем тыкнул в бумагу. – Здесь, почти у гребня, увидишь россыпь каменных глыб, словно специально наваленных там. Это ориентир. На обратном склоне будет горизонтальная площадка и торчащий обломок скалы. Здоровый такой, тёмного цвета, на маяк похож, – Кузнецов посмотрел на пуштуна: – Знаешь, что такое маяк? – тот молчал. – Понятно. На башню похож, – и уставился вдаль, припоминая место своей первой встречи с Богачом. – Площадка небольшая, обрывается ущельем, а на самом краю, каменная глыба лежит, в форме сидящего человека, скрестившего по восточному ноги и приклонившего голову. Сразу заметишь его, архата7 напоминает, который молится. Так вот, тайник расположен в скале, как раз с обратной стороны от площадки и этого молящегося камня. Вот здесь. Там трещина, от вершины и до самого основания. Внутрь посмотришь, на уровне пояса увидишь зелёный котелок, армейский. Деньги в нём.

Пуштун взял схему в руки. Кузнецов уточнил:

– Джабраил подписал, вроде читается. А, ещё забыл! Сверху котелок прикрыт камнем, но бок всё равно видно.

Абдулвали прочёл подписи и, свернув схему, улыбнулся:

– Ты так рассказываешь, словно своими глазами всё видел.

– Ну, в Афганистане всё тайна, и ничто не секрет. Джабраил хороший рассказчик, – отшутился Сергей, уже не думая о том, убедительна ли его легенда про Богача или нет. – Пойдём к отцам, засвидетельствуем наш договор.