– Возьми на всякий случай. А что за мясо они передавали, зачем? – разведчик не понял смысла для пострадавший стороны в таком урегулировании проблемы.

– Говядину привезли. Не выкидывать же павшую скотину. Она же не халяльная, вот и получается, что мы выменяли мясо на тушёнку. Три к одному договорились, плюс керосин – компенсация недополученного молока.

– А, понял, – улыбнулся Кузнецов, – была умерщвлена без упоминания имени Аллаха. Истинному правоверному кушать нельзя.

– А тушёнка, она что, по их мнению – халяль? – нервно хохотнул Колесников, стоявший рядом и вытирающий мокрые руки о края бушлата.

– Халяль, халяль, – отреагировал Сергей, – мы с банок всегда наклейки сдираем, прежде чем передавать. И без коробок. Говорим, что в Казахстане тушняк готовят, специально – халяльный. Хотя они и так знают, что обычная тушёнка, лишь бы в присутствии всех им заявили, что халяль, а там уже без разницы: Аллах доверчивых не карает. Ну и не свинина, хотя и её едят, втихушку, чтоб никто не видел. Не все, конечно, но жрать захочешь – всё съешь.

– Эх, вечером, значит, будут котлетки? – как-то злобно воодушевился Макс, второй раз упомянув мясную тему.

Кузнецов даже посмотрел на него – всё ли нормально с парнем, а то может после увиденных останков растерзанного тела, у него какой нервный сдвиг случился по поводу употребления мясопродуктов. Парень был бледен, с красными глазами, но взгляд имел ясный – живой. Скорее всего, так его психика пыталась заместить травмирующие впечатления чем-то схожим, но обыденным и знакомым, а бледность и глаза – это от усталости и недосыпания.

– Из тушёнки, – съёрничал начальник заставы, незнающий, чем капитан занимался десять минут назад, и поэтому не заметивший в его вопросах ничего странного. – В тот раз корову на следующий день привезли, а эта вроде лежит до сих пор там же: подходить боятся, мины.

Всех отвлёк доклад наблюдателя, сидевшего на башне БТРа: на афганский берег вышло шесть человек. Приехали на машине.

– Без коровы? – также нервно, попытался пошутить Колесников.

– Дай бинокль! – раздражённо перебил его Кузнецов и, ругаясь матом от боли в колене, полез на борт. Столкнув наблюдателя с башни, он опёрся на неё локтями и уставился в прибор: – Так, белый пикап… Слышь, Макс? Вчерашний пикап, – он оторвался от окуляра и с задумчивым видом посмотрел на капитана, потом сфокусировал взгляд на его лице и добавил: – Без коровы… – и уже начальнику заставы: – Всё готово? Погнали?

Аксакалы перешёптывались, наблюдая, как двое человек, в том числе и знакомый им начальник заставы, помогают спуститься с машины раненому офицеру. Прихрамывая, Кузнецов подошёл к ним и поздоровался на пуштунском. Сразу же представился заместителем советского погранкомиссара. Старики от удивления переглянулись, и, расплывшись в улыбке, протянули каждый обе руки для приветствия.

– Салам аллейкам грана мулла сахиб Мухамад, – первому, Кузнецов пожал руку мулле, узнал которого по характерному головному убору, а имя ему ещё ночью сообщил его подчинённый с комендатуры.

Деды аж зацокали языками от столь высокого уважения, проявленного большим командоном, приехавшим, наверное, специально для них из самого Душанбе, а может, даже из Москвы, уже знающего муллу, и ещё говорящего на пуштунском – невиданная честь! Разговор сразу потёк в нужном разведчику русле. Трое сопровождающих стояли рядом и с интересом слушали, не в силах сдержаться от улыбок и даже смеха, когда Кузнецов умудрялся отпускать шутки.

Проблему с коровой решили за десять минут: Сергей пожал руку афганцу – хозяину животного, на пуштунском попросил прощение за своих нерадивых солдат и что-то пошутил по поводу невнимательности бурёнки. В такой радушной атмосфере двое сопровождающих загрузили продукты с горючим в кузов пикапа, ну и всё – инцидент оказался исчерпан. При этом договорились, что пока русские не приедут и не осмотрят кусок заминированного пастбища, выпаса там производиться не будет. Эта корова последняя, за которую они платят, тем более без предъявления говядины.