Сергей положил гарнитуру, посмотрел на пакистанца:

– Вторая лодка уходит назад. Чего тебя не дождались? На двух-то плыть, побезопасней. Мало ли… Барана какого-то утащили.

– Барана? – улыбнулся Джабраил. – Какого барана? Это местные уплыли, из Лангара. Мой человек не на связи и его правая рука выделил их в помощь. Сказали, что после полуночи всегда усиливается ветер и нужно, пока не поздно, уходить. Врут. Боятся просто, вот и придумали повод. Обойдусь без них, да и мы, надеюсь, скоро закончим.

Кузнецова ответ удовлетворил, тем более скотокрадство здесь вроде обычая и способа проявить молодецкую удаль. Правда воруют у кого подальше и желательно не оставляя никаких улик. А то пуштунский кодекс чести пуштунвали за это предусматривает месть, сравнимую с карой за убийство. Пошутив над «дикарями», оба выразили надежду, что если кража и была, то в Афган следы её не приведут и приграничного межплеменного конфликта не возникнет.

– Сергей, давай вернёмся к моей просьбе, – закончив с юмором, предложил Богач, посмотрев на часы и почему-то переведя взгляд не на собеседника, а на его вещмешок.

Кузнецов взял поклажу, встряхнул её, и сунув глубже акинак, затянул тесьму горловины:

– Давай. Только при условии, что озвучишь ты её сейчас, а ответ свой я дам позже, через три дня скажем. С учётом моего скептического отношения к реальности истории с Авестой нужно будет взвесить все за и против. Стоит ли овчинка выделки, как у нас говорят… или всё-таки мне продают ослятину, которую с голодухи не едят даже волки, – ответил Сергей.

Богач призадумался. Чувствуя, что пакистанец сомневается, Кузнецов решил поддержать своё реноме продажного шурави, дабы не дать зёрнам подозрений начать прорастать в его голове:

– Деньги хорошие. Но рисковать настолько, что потом придётся бежать из Союза, я не хочу. Ты расскажешь свой план, а я подумаю, как его скорректировать для общей выгоды и безопасности. И кстати, я специально взял с собой один артефакт, чтобы показать тебе его для оценки, может тоже купишь.

Сергей опять развязал вещмешок, извлёк нефритовую поделку, которую нашёл в каменной трещине у пакистанской границы. Джабраил с интересом покрутил изделие в руках:

– Я думал, ты предложишь свой кинжал. Но это тоже интересная вещица. Как она попала к тебе?

– Совершенно случайно. Она с Афганистана, – не стал вдаваться в подробности Кузнецов и не обращая внимания на упоминание акинака.

– Цветок лотоса. Буддийский символ. Видел такой целый у одного коллекционера. Их вырезали в долине Бамиан. Там до седьмого века существовали буддийские монастыри и поселения, основанные ещё во времена Греко-Бактрийского царства, а может, и раньше. Их мастера славились искусством резьбы по камню. Это, скорее всего, оттуда, – Богач вернул поделку. – Уточню по цене и в следующий раз сообщу. В Бамиане остались постройки от тех времён, в том числе пятидесятиметровые статуи Будды, вырезанные в скале6. Будет возможность, советую посмотреть.

Сергей молча качнул головой. Джабраил продолжил:

– Касаемого моей просьбы… Хорошо. Давай сделаем, по-твоему. Действительно, тебе виднее, как на своей территории лучше провернуть такую операцию. Район схрона расположен на возвышенности, что находится в нескольких километрах от пограничной комендатуры в Калай-Хумбе – это первая сложность. До времён исламизации Средней Азии там было крупное поселение. Сейчас в отличие от крепости Каахка, от него не осталось и следов, по крайней мере, на поверхности. Площадь участка довольно большая, несколько гектаров, и это вторая сложность. В Калай-Хумбе проживает около тысячи человек, много скота, который выпасают по окрестностям – это третья проблема. Ещё трудность: рядом дороги Душанбе – Хорог, и на Куляб. По ним часто ездят военные, да и гражданские тоже. Я не буду скрывать, мы уже изучили всю обстановку и пройти незамеченными к плато сложно, но реально. Однако там открытая местность и боюсь, моих людей быстро заметят, – Богач замолчал. То ли закончил, то ли опять засомневался, стоит ли дальше вскрывать карты.