– Зачем я оставил фото? – в ужасе пробубнил Сергей и тут же сам себе ответил: – Оно чётко гарантировало отвод подозрений от нас. Кроме того… мне показалось, это была воля акинака, – офицер сморщился от бессильной злобы: – Идиот! Ты просто двинулся умом со своим акинаком. Что теперь делать? Господи, помоги…

Как ни странно, вымолвив последнюю фразу, Кузнецов ничуть не смутился. Более того, внутри блеснула искра надежды на обратную связь: «А вдруг?», и в голову начала возвращаться трезвость мышления. Он пару раз медленно вдохнул-выдохнул, взглянул на огромный шар ярко-жёлтой луны, словно наколотый на вершину горного пика, посмотрел в сторону Богача, который ждал его у палатки, и достал радиостанцию:

– На приёме? Где эти двое?

– Спустились метров на пятьдесят и сидят на тропе.

– А те, что у реки?

– Не видно.

– Сейчас двое спустятся к лодке. Думаю, и те должны вылезти. Как всех пятерых увидишь – сразу сообщи.

– Понято.

Сергей вернулся к палатке. Сказал, чтобы Богач отправил сопровождающих к реке, а то в столь ясную погоду и при полной луне на голом склоне их в ночник видно за километр.

– Убедился? – продолжил разговор Кузнецов.

– Да. Это был третий схрон. Остался последний. Я надеюсь на твою помощь попасть в нужный район, он находится…

– Подожди, – перебил его офицер. – Не спеши. Я не хочу знать пока никаких деталей. Скажи лучше, а с чего ты взял, со своими концессионерами… так назову их, что вообще вся история с Авестой не выдумка и не очередная восточная легенда? Ну бред же! Две тысячи лет хранить какие-то тексты в глубокой тайне, передавать её из поколения в поколение. Ради чего такие сложности? Ну нереально же всё это? Какие-то пророчества… да и хрен с ним кто там первый законтачил с небесами и придумал всю эту теологическую беллетристику! Не, я понимаю историческую и научную ценность подобных сочинений, но твои объяснения в прошлый раз о том, зачем их прячут – ну неубедительны они! Бред, Джабраил. Такой же, как и сотни других легенд про Грааль, Ковчег Завета, Либерию Ивана Грозного, Александрийскую библиотеку, всякие копья, коими закололи Иисуса… нет этого всего. А если и есть, то никто их намеренно не прячет, ну а если и прячет даже, то явно не в силу их реальных, а не выдуманных, мистических свойств или каких-то невиданных знаний. Просто обладание такими артефактами придаёт человеку ощущение своей исключительности и богоизбранности, мол, у меня есть то, чего нет ни у кого, значит, я офигеть какой батур! Обычная человеческая гордыня и высокомерие, да ещё мистическое мышление, наделяющее всё несуществующими свойствами и сверхъестественными способностями. Ну а какое ощущение исключительности, может пересилить тривиальный меркантилизм и желание продать такие сокровища здесь, в этой дыре? Ты видел, как живут местные дехкане? Ты думаешь, что ни в одном из десятков поколений этих, так называемых хранителей, ни возникло желания элементарно продать артефакты и вылезти из вековой нищеты? Ты реально считаешь, что эта семья, где кроме престарелого отца, остались одни женщины… семья, у которой дома нет даже света, где мясо едят лишь по праздникам, они тысячелетия хранят что-то настолько ценное?! Ну чушь же!

Джабраил внимательно выслушал, и только открыл рот, как Сергей опять перебил его:

– И ещё хочешь меня втянуть в эту кладовую лихорадку! Да знаю я, что тебе от меня нужно. А ты в курсе, что с учётом твоей принадлежности к… мягко скажем – конкурирующей организации, за подобную услугу мне светит? В лучшем случае пятнадцать лет, но, как правило, своих у нас порют без жалости, поэтому – расстрел. И бегай не бегай по миру, рано или поздно, итог один – смерть под забором в своей же моче и рвоте.