В какой-то момент, после того как оставшиеся жители покинули здание, но до того как Господин Какискряг начал отстаивать права обсерватории в Суде, он решил переехать сюда окончательно. Взяв все вещи, которые тогда у него были (а их, кстати, было очень мало), Господин Какискряг обосновался в обсерватории, раздобыв себе в магазинчике «Из рук в руки» плиту, кровать, столик, ну а также туалет, душевую и вешалку для пиджака. Сначала все вокруг смотрели на него как на сумасшедшего. Но через какое-то время, когда Господин Какискряг смог сам установить себе душевую и туалет, подсоединить электрическую плиту и даже усовершенствовать систему открывания двери, остальные успокоились и уже через месяц забыли о нём, как забывают о любом нашумевшем, но незначительном событии.
Вот и сегодня, в эту грозовую ночь, Господин Какискряг сел у стола и смотрел в окно. Стены за его спиной были забиты хламом, который в своей сути содержал ряд полезных вещей, но которые вместе выглядели лишь как груда барахла, если не сказать мусора. Перед ним на столе стояла лампа с горящим внутри фитилём. Кстати, я забыл сказать тебе, дорогой читатель, что наш старичок не только провёл электричество, но и ещё всегда любил его экономить. Экономия вообще была страстью Господина Какискряга. Но не будем на этом задерживаться, а лучше посмотрим, что же было дальше.
Господин Какискряг отпил еле тёплый чай. Его взгляд был направлен прямо в сторону, откуда была видна приближающаяся гроза. Дождь уже бил по круглому окошку в стене обсерватории, но сил этих было всё ещё недостаточно, чтобы его открыть. Да и Какискряг не волновался: если что – он бы сразу починил окно и сделал его ещё лучше и надёжнее. Но всё это было неважно в такую тихую и печальную минуту. Мысли переполняли Господина Какискряга. Он смотрел в окно и лишь иногда приподнимался со стула, чтобы увидеть проезжающую по тёмной улице одинокую машину.
– А… – скривился он, – опять разъезжают по ночам. Спать, что ли, не привыкли? – задал он вопрос себе, зная, что никто всё равно ему не ответит.
– Дураки вокруг одни какие-то… – он опять отхлебнул чаю. – Дураки и дороги. Что ни дураки, то с какой-то дороги, а что ни дороги, то на них и дураки найдутся, – не успокаивался Господин Какискряг и всё смотрел в темноту, эту ночную, чуждую, грязную и противную, что хоть глаза закрывай, а дрожь да пробьёт.
Но было, читатель, в этом брюзгливом, неприязненном тоне что-то пустое и очень грустное. Была какая-то правда в этих словах, но так далека она была для ума нашего персонажа, что он никак не мог думать о ней, кроме как в определённые минуты, сидя на кровати и держа в руках самое дорогое, что только у него могло быть из всех вещей. Была эта правда и в возрасте, и в облике персонажа нашего, да только никто этой правды не видел и даже не думал наблюдать. Все как-то проходили мимо несчастного Господина Какискряга и даже ни разу не подумали: а почему же он грустит? Что же такое обуяло его старческий ум? Что погружало его в эту холодную пучину мыслей, столь отдалённую от всего земного и понятного? Что же могло отвлекать Господина Какискряга от всего хлама, дома собравшегося? От людей глупых и недалёких, на которых он всё же был вынужден обращать внимание? От всех тех невзгод, что приходят с возрастом к каждому, начиная от пенсий невеликих, заканчивая болью в суставе невыносимой? А ведь что-то в нём было…
Было это «что-то» сильным настолько, что даже сам Господин Какискряг не был в силах тягаться с такой мукой и, чтобы хоть немного отвлечься от этой мысли, чтобы хоть секунду побыть в чём-то бездумном и спокойном, чтобы отвлечься, он встал из-за стола. Встал и вновь оказался в статичном положении, вновь начал думать и снова решил что-то сделать. Но так как делать ничего не надо было, то он начал ходить по обсерватории и отсчитывать шаги. Как набат перед Судным днём были эти шаги для него, пусть даже сам Господин Какискряг этого и не знал. Чувство тревоги вдруг охватило нашего персонажа, и он даже остановился на несколько секунд и снова глядел в окошко. Гроза, как смерч, приближалась, и даже дождь уже стал пробиваться в окно с порывами ветра. Окно трясло, да так, что даже из углов вылетали капли. Но не это было важно для Господина Какискряга, не то, что дураки наполняют дороги, да и не то, что шаги его были последними. Было это что-то другое…