– Чё смотришь, мелкий! Пшёл отсюда! – махнул рукой старик так, что Моти аж отпрыгнул, как бы тот его не ударил. – Понаразойдутся бездомыши… – харкнул прямо на дорогу в довершение старик, тем самым поставив точку в своей речи.

– Вот если бы я не был таким стеснительным, – опять забубнил под нос Моти, – да я бы такие ему правила по этикету устроил!

На горизонте мелькнула молния, но, несмотря на дождь, она была ещё достаточно далеко, чтобы не было слышно грома. А Моти всё продолжал идти по улице, думая о том, как всё несправедливо в этом мире. Кого только он не обвинял в этом: и взрослых, которые не разрешали ему покупать что-либо, и наглых стариков, и прохожих, которые озирались, смотря на его неопрятный вид, и красивых актрис, которые мелькали на рекламных плакатах автобусов и зданий, и управляющих метро, которые наедали себе животы больше, чем вставали из-за дежурных мест, и на алчных представителей власти, что всегда умели вовремя копеечку из бюджета города взять, но обратно положить забывали.

Короче, злился Моти на всех. Злился даже на тех, на кого, казалось бы, злиться ему не за что. Он даже придумал песенку, которую напевал под грустный и лишь местами преисполненный надеждой мотив:

Слово скажи и тебя обсмеют,

Хочешь прыгнуть с окна? – так тебя подтолкнут,

Подтолкнут, подтолкнут.

Будь одинок, ведь и лучше оно,

Ведь и так всем плевать —

Всем равно! всё равно, всем равно!

Всё ещё поникший шёл по улице Моти и даже не заметил, как вокруг него собрались злые подростки и начали обсмеивать его за всё, за что не попадя: за то что он мелкий возрастом, за то что ростом не удался, за то, что выглядит как бездомыш, да и просто за то, что идёт по улице. Под конец они начали расталкивать его, но видя, что он упал в лужу и не поднимает глаз, а только продолжает напевать себе под нос, посмеялись с него и ушли.

Дело нет до тебя,

Здесь нет «Мы», есть лишь «Я».

Это Город Грехов —

Здесь сильнее лишь тот,

Кто грехами себя возведёт, возведёт, возведёт!

– Нет, это ты мне должен! – вели спор два толстяка, держа по манетке в руке.

– Да говорю же тебе – ты!

– Нет, ты!

– Нет, ты!

Моти искоса посмотрел на них из-под капюшона и, увидев, как они начинают толкать друг друга, пошёл дальше:

Чтобы город спасать,

Надо всех сильней стать,

Надо…

Тут он захотел продолжить песню, но сам не знал: что же надо для того, чтобы спасти город? Да если бы Моти мог продолжить песню, то он бы и не подходил к Мистеру Баббингтону, не высматривал уже как третий день, какие зелья есть в Магазинчике грехов, не пытался помогать другим, как Мадам Фифтифлюкс, которая, напротив присущему ей гневу, могла и поблагодарить. Что же говорить об идее, с которой он так хотел завладеть хоть капелькой греха…

Казалось иногда, что даже голуби в городе N дрались между собой за каждую крошку, не уступая своим весом собачке госпожи Гранд и, более того, пребывая в уже сытом расположении. Именно их и увидел Моти перед собой, когда уже подходил к месту, которое называл своим «домом». Дождь усилился, и рыжеволосый ушастый мальчик побежал к большой коробке, прикрытой сверху найденным где-то шифером. Она стояла в маленьком переулке, переполненном мусорками и всяким хламом. Собственно, на передней стенке этой большой коробки и было написано «Дом», что очень точно говорило о её предназначении. А перед вырезанным самостоятельно проходом красовался потрёпанный коврик с надписью «Добро пожаловать!», который уже давно в городе N вышел из моды и уже давно не был ни у кого из жителей.

Зато в городе N появился новый тренд, дорогой читатель! Вместо двух скучных лапок, которые часто рисуют на ковриках перед входом, на ковриках города N изображали череп с перекрещенными косточками, как на пиратском флаге, и такими же словами: «Добро пожаловать!». Ну разве не умный ход?! Как по мне – идеальный намёк для незваных гостей… а точнее для любых гостей в городе N.