Среди ребят был один мальчик, такой же сильный крепыш, как Игорек, отчего между ними было нечто вроде соперничества. Однажды они неслись навстречу друг другу по длинному коридору. И случилась ситуация, которая часто возникает с движущимися навстречу друг другу людьми: один, чтобы не столкнуться, берет влево, другой, по той же причине, берет ... и в ту же сторону; один тогда поправляется и берет вправо, другой ... в ту же сторону. И дальше: оба влево – оба вправо, оба влево – оба вправо. И в результате, со всего разбегу они налетают друг на друга, причем сталкиваются своими левыми бровями. Крови было много – вызвали детдомовского доктора, которая быстро перевязала раны. Но ее очень удивила форма и глубина ран. А будучи дотошным специалистом, она стала расспрашивать, как они стукнулись. Оба рассказали все так, как было. Доктор не поверила: “Ну не может быть таких ран от простого удара. Может быть, вы обо что-нибудь? Может, какими-нибудь железками?”. Ребята повторяли все то же. Затем она, велев обождать ее, ушла, видимо, домой (доктор была из местных и жила рядом). Вернулась она с блюдечком в руке, на котором горкой лежал мед. До чего же вкусным показался этот мед, который дети пробовали впервые! Пока ребята уничтожали сладкое чудо, доктор молча, задумчиво, долго смотрела на них, а затем снова начала пытать расспросами, надеясь на магию лакомства, но, не добившись больше ничего нового, разочарованная ушла.

В конце зимы детдом вдруг настигла эпидемия скарлатины. Длинный коридор перегородили наглухо. В ту половину, что ближе к лесу, переводили заболевших. Общение между обитателями двух половин исключалось. Но все равно “заболевшая” часть постоянно пополнялась, даже после того, как всех больных увезли в больницу в Лугу. У Игорька долго никак не проявлялись признаки болезни, но его, на всякий случай, все же отправили в больницу. Там, на его беду, из-за неопределенности диагноза, ему устроили “карантин”, то есть поселили в отдельной палате одного, где днем было скучно от одиночества, а ночью страшновато. Дня через три подселили в палату маленькую девчонку, что обрадовало, но не очень: “Какая же это компания – с девчонкой”. Наконец, еще через два дня привезли из детдома новых заболевших, сразу четверых друзей. Вот тут и началась веселая жизнь, даже с песнями:

После этого куплета в кого-нибудь (все равно в кого) летела подушка – в ответ, конечно, тоже. Включались все, и начиналась “подушечная баталия”. Поднимался шум, на который прибегала нянечка, хватала галошу, служащую больничным тапком, и влепляла от души по мягкому месту нарушителя или всем по очереди. На нежной детской попке от этого оставался след, повторяющий рисунок подошвы, красивый – в клеточку-полосочку. И герой-нарушитель не без гордости показывал всем этот рисунок, сохранявшийся дня два. После обеда все должны были спать – тихий час (или мертвый час). В это время нянечки особенно следили за порядком. Спать, конечно, никому не хотелось. Кто-то из ребят, видимо от скуки исследуя себя, вдруг заметил:

– А у меня одно яйцо больше другого! – Последовал ответ:

– И у меня тоже! – И следующий:

– И у меня! – Влетела подслушивающая за дверью нянечка:

– Я вам сейчас всем покажу! У кого чего больше! – В ход пошла все та же галоша. Были и другие, как считалось, более строгие наказания – провинившийся лишался котлеты, а то и всего ужина.

Жизнь Игорька совсем посветлела, когда заметили, что кожа на его пальцах шелушится – скарлатина налицо, и его перевели в общую палату. Там было человек сорок его друзей. Когда он лег на отведенную ему кровать, то заметил, что все до одного внимательно смотрят в его сторону. А когда он хотел выяснить: “Почему?”, и резко приподнялся – кровать рухнула, и он оказался на полу. Игорек понял – все знали, что кровать ломаная, и ждали, когда она развалится, чтобы посмеяться над сюрпризом для него. И он смеялся вместе со всеми, пока на поднятый шум и хохот не прибежала нянечка со своей галошей.