Встреча с дворником выбила Валентину Ивановну из колеи. Она стала приходить в себя, уже идя по улице, и начала размышлять о такой нервной реакции дворника на встречу с ней: “Почему он так испугался? Возможно, он принял ее за сестру Шуру, сестры были очень похожи, и от неожиданности посчитал, что перед ним привидение. А может быть, дворник испугался оттого, что у него были вещи из чужой квартиры? Да бог с ним, с этим дворником!”. И тут Валентина Ивановна вспомнила о бумажке, которую он сунул ей в руку. Там был адрес. В то время в Ленинграде было специальное учреждение, хитрое название которого Игорек, к сожалению, не запомнил. Это учреждение хранило описи имущества из квартир, в которых никого в живых не осталось, и осуществляло возврат имущества по описи родственникам, если таковые найдутся. Адрес этого учреждения и дал дворник. Это было рядом, и Валентина Ивановна решила зайти с тем, чтобы хоть что-то взять на дорогую память. Но лучше бы она туда не ходила. Опись быстро нашли, но она содержала дешевые незнакомые предметы. Была, к примеру, какая-то тальянская гармошка. Дядя Андрей перед самой войной купил новый баян, не успев продать старый. Тальянка вместо двух баянов – для Валентины Ивановны это было обидной насмешкой. Ни одной знакомой, так нужной ей вещи в описи не было. С горьким разочарованием и с досадой на пустую трату времени она ушла.

Валентина Ивановна вдруг поняла: “Она осталась одна. Одна с маленьким ребенком в огромном, пусть и родном, городе. Да что в городе – на всем белом свете одна. Одна без жилья, без работы и почти без денег. Что делать? Надо искать выход”. Она вдруг вспомнила о Григории Николаевиче. Но жив ли он? Адрес она помнила.

У деда Ивана был друг детства Гришка, отношения с которым были почти братские и не прерывались никогда за всю их сознательную жизнь. К нему и направилась Валентина Ивановна, бывавшая раньше с отцом у Григория Николаевича в гостях, с последней и единственной надеждой.

К великому счастью, на звонок дверь открыла Нина Владимировна, жена Григория Николаевича. Вот с этого момента для Валентины Ивановны исчезла пустота одиночества, и жизнь вернулась в свою колею, хотя трудности никуда не делись. Нина Владимировна сразу гостей узнала, засуетилась:

– Гриша! Гриша! Смотри, кто приехал! А это Игорек? Господи! Какой же уже большой! Как жалко – Иван не видит”.

Весь вечер и почти всю ночь они все провели за беседой, рассказывая о своей жизни: Валентина Ивановна о своих с Игорьком мытарствах в эвакуации, а хозяева – о страшных днях блокады. Сравнивать одно с другим, как понял даже Игорек, нельзя. Все беды и лишения в эвакуации по сравнению с жизнью в блокадном городе – беззаботная курортная жизнь, которой ничего не грозит. От смерти Григория Николаевича с женой спас счастливый случай или чудо.

В страшную зиму 1941 года наступили, как поняла Нина Владимировна, их последние дни. Григорий Николаевич, обессиленный и опухший от голода и холода, уже лежал, не имея возможности шевелиться. Нина Владимировна стоять на ногах тоже не могла, но могла передвигаться ползком, что она и сделала, намереваясь в последний раз обшарить каждый метр, каждый сантиметр квартиры, чтобы хоть что-то найти съедобное. И вдруг, рассматривая ящичек, в котором лежали всякие рыболовные снасти и прочий хлам мужа, увидела пузырек, которого раньше не замечала (муж позже тоже не мог припомнить такого пузырька). В этом пузырьке оказался рыбий жир. Нина Владимировна не помнит, как ей в голову пришла такая умная и единственно правильная мысль: осторожно использовать рыбий жир. Она капала на ложечку себе и мужу сначала по одной капле, потом по две и, наконец, по три. И так они принимали рыбий жир, облизывая ложечку по три раза в день. Наконец они встали на ноги и смогли выйти на улицу, чтобы отоварить хлебные карточки. Вот таким образом они и остались в живых. Игорек, поразмыслив, подумал: “Так значит, все кто остался в живых – это те, кто выжили случайно?”