Он был совсем недолгим, этот летний дождик. Было слишком ярко для слёз, поэтому он и ослеп.
А за окном автобуса, искажённые стеклом, блестели мокрые глаза Милки…
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —
Антон проснулся ночью. Точно его кто-то толкнул. Встал и вышел из палатки. Кемпинг спал без задних ног.
Он вышел и пошёл вдоль пшеничного поля по просёлочноё дороге.
Минут через десять оказался на их с Милкой пляже.
Остановился.
Над рекой стоял густой туман, в котором путалась холодная белая луна.
На той стороне заржала лошадь.
Тишина.
Послышалось какое-то неясное бормотание. Кто-то с шумом вошёл в реку. И поплыл к нему!
Антон попятился и спрятался за сосной.
Кто-то стал выходить из воды.
Показалась голова лошади…
На лошади сидел индеец! Головной убор из перьев качался в такт шагам лошади.
Индеец спешился, снял лук, топор положил возле и настороженно затих, влушиваясь в окружающие звуки.
Пошёл собирать хворост для костра. Прошёл совсем рядом с Антоном. Антон перестал дыщать.
Долго возился с огнивом …Наконец, от яркой искры сначала затлел сухой мох, а затем и вспыхнул жёлтым огнём!
Он присел у костра и замолчал. Достал курительную трубку. Дым повис над ним, стал подниматься вверх, смешиваясь с туманом.
И он негромко запел :
Лошадь, напившись воды, подошла к костру и ткнулась мордой в плечо индейца.
Он не пошевелился.
Тогда она пошла к Антону!
И метрах в двух от сосны, за которой он прятался, подняла голову и посмотрела на него – вместо зрачков у неё были два бельма!
Он отшатнулся и бросился бежать прочь!
…и скатился с раскладушки!
Рядом во сне забормотал потревоженный отец Антона, но так и не проснулся.
В голове продолжала звучать песня индейца.
11
Ворона вынырнула из облака – прямо на неё нёсся самолёт! С карканьем она свалилась вбок. Лишь чиркнула крылом по иллюминатору. Антон отшат-нулся. Потом всё же посмотрел сквозь стекло – но никого уже не увидел.
В динамике что-то шёлкнуло, захрипело, потом кто-то высморкался и произнёс :
– Уважаемые пассажиры, наш самолёт приступил к снижению. Через двадцать минут мы приземлимся в аэропорту города Минска. Пристегните,
пожалуйста, ваши ремни…
Впереди заплакал ребёнок. Антон видел его зарёванное лицо впереди через три ряда кресел. Он обхватил шею матери и плакал у неё на плече, глядя на Антона. Его сопливый нос утирала мамаша и приговаривала :
– Ну что ты, успокойся, всё будет хорошо, мой заинька…
Рядом бородач читал, да так и уснул, упав лицом в газетную полосу. После сообщения он всхлипнул, поднялся, поглядел на Антона непонимающим взглядом и сказал :
– А?..Что?..Уже?
– Минут через десять сядем в Минске, – ответил Антон.
Тот откинулся и закрыл глаза. Опять уснул?
…Три дня без неё в Друскининкае показались вечностью!
Всё стало ненужным, неинтересным… чужим. Он еле дождался отъёзда домой!
Он не умер, не растворился – он продолжал жить! Просыпался по утрам, ложился, когда на улице было уже темно. Ел, пил, что-то кому-то говорил…
Как?
Зачем?
Сколько прошло времени?
Сколько должно было пройти?
Закрыл глаза – потом открыл…
«Всё, хватит! – сказал сам себе. – Больше не могу!»
И поехал в аэропорт.
Каких-то час сорок – и он её увидит!
И не было этого, ничего не было!
А, правда, было ли что-нибудь?
По проходу прошла стюардесса.
– Садимся, – улыбнулась она ему и пошла дальше.
Замелькали красные огни взлётной полосы, сплелись в канат – и самолёт, коснувшисьземли, стал резко тормозить.