– Тонка, бежим! У нас есть минут двадцать.

– Куда?!

– За озеро!

– Но там же наш заяц. Он будет подглядывать.

– Пускай. Он же наш!

Сразу же за горбатым мостиком над озером они остановились…

Милка, наконец, оторвалась от его губ и, вся ещё в его объятиях, прошептала :

– Тонка…

– Что, Милка?

– У меня болят губы…

– У меня тоже, Милка.

– Мы сошли с ума?

– Ты уедешь, он вернётся…

– А ты?

– А я люблю твои губы, твои волосы, твои глаза. Твой голос. Всю тебя.

– Какой ты! – лукаво улыбнулась она.

И зажала подбородком его плечо.

– Тонка! – вдруг хлопнула она его рукой по спине (он от неожиданности вздрогнул), – заяц! Наш заяц!

Антон обернулся – невдалеке, метрах в десяти, сидел заяц и смотрел на них, не мигая… Затем, заметив, что обнаружен, вытянулся, остолбенел… и только мохнатые лапы замелькали среди травы. Он уходил зигзагами.

– Партизан! – рассмеялись они…

Они вернулись к её дому – время! – и от него втроём пошли на вокзал.

Антон нёс чемодан и сумку, а Милка с мамой шли по обе стороны от него.

– Вон он, наш автобус, Мила! – заторопила её мать. – А мы ещё даже не взяли билеты! Я пойду скоренько, а вы тут посидите.

И она пошла к кассе.

– Вот он, наш автобус, – произнесла Милка, оглядываясь.

– И он увезёт тебя…

– Так должно быть. Ты сам говорил… Хочешь, я покажу тебе колокольчик!?

Она порылась в сумке и извлекла оттуда небольшую коробочку. Внутри оказался маленький медный колокольчик. Она покачала его – и он издал нежный и тонкий звук.

– Какой у него голос, Тонка!…

– …

– Он тебе не нравится.

– Нет.

– Ну, как хочешь, – и она спрятала его.

Антон взял её руки в свои и сжал :

– Ты уезжаешь, Милка…

– Что же делать, Тонка? – встретились их глаза. – Я всегда буду благодарна тебе за то, что ты был здесь. Со мной… Мне было так хорошо с тобой, как ни с кем другим!..

Она потёрлась щекой о его щеку :

– То-о-н-ка…

Вернулась её мама и защебетала :

– Мила, уже садятся! Мы опоздаем…Прощайтесь, а я пойду в автобус – нужно места занять… Опоздаем!

– Никуда мы не опоздаем, – грустно вымолвила Милка, – ты иди, мамуля, я сейчас.

– Не задерживайся… Ну, вот и всё, Антон. До свиданья, – она подошла к нему и протянула руку, – будете в Минске, заходите. Мы будем рады!

– И вам всего хорошего, – он пожал протянутую руку, – здоровья, счастья.

Они остались вдвоём.

– Давай зайдём за автобус, здесь слишком людно, – потянул он её за руку.

– Тонка, – зашептала она, – мне грустно. Я сейчас заплачу. Я – плакса.

– Не надо, Милка, Милка моя. Мы ведь скоро увидимся. Я приеду…

– Я буду всегда рада, когда бы ты не приехал…

– Если тебе когда-нибудь станет плохо, ты подумай обо мне…

– Я буду ждать тебя!

– Милка, бежим! – потянул он вдруг её за собой.

– Куда!?

– Бежим!

В окне автобуса мелькнуло испуганное лицо её матери.

Затащив её за разросшийся во все стороны куст, точно дикобраз, он притянул её к себе и нашёл губы. Её пальцы запутались в его волосах, глаза закрылись…

– Тонка, какой же ты.., – пролепетала она влажными губами.

И провела ладонью по его щеке :

– Дай, Я тебя поцелую.

– Вот и всё, Тонка, – слова ещё висели в воздухе, а дверь в автобус уже закрывалась за ней….

Антон шёл следом у её окна, махал прощально рукой и улыбался. Пока автобус не вырулил на дорогу и не набрал скорость.

Огромная, словно бездонный колодец, пустота навалилась на него, закружила и понесла… Ощущение, что её уже нет…

А через десять минут пошёл дождь. « Слепой» летний тёплый дождь.

Светило ярко солнце, и вдруг с ясного голубого неба стали падать крупные и частые капли. Вмиг над озером выткалась радуга, разлилась и заиграла в брызгах.

И дождь слеп от яркого июльского солнца и падал на лицо Антону, на автобус, в котором уезжала Милка.