– Не могу!!!

Шмуль метался в постели, его глаза закрыты, а голос разрывался от паники.

Сердце Брахи ещё сильнее сжималось от страха, как будто оно на краю бездны.

– Господи! Господи!

Она схватила бинт, подошла к умывальнику, намочила и вернулась к Шмулю. Боль прострелила её ногу, но она её игнорировала.

– Сейчас… сейчас…

Она приложила мокрый бинт к его горячему лбу, надеясь, что это хоть как-то поможет.

В этот момент Шмуль резко вдохнул, его грудь вздымалась неровно, а изо рта начали пузыриться слюни.

– О, Боже! Сестра!!! – закричала Браха, её голос был полон отчаяния. Она видела, что что-то уходит.

Шмуль, словно тень, тянулся к чему-то за гранью. Внутри него открылась другая реальность. Перед его глазами возник длинный тёмный тоннель. Темнота сужалась, освещённая лишь мерцающим светом в конце. Гулкое дыхание, ровное биение сердца, плавно переходящее в звенящую тишину. И вот, внезапно – парк.

Яркие осенние деревья, их золотистая листва переливается в лучах солнца. Длинная аллея, пустая, тихая. Колокольчики звучат едва слышно, словно напоминание о спокойствии, которого давно не было. Шмуль щурится, поднимая взгляд к солнцу, но свет резко сменился тьмой.

– Милый, не уходи! Слышишь?

– Шшш… Я здесь. Не уходи… Не сейчас. Я не готова тебя терять. – вновь звучит умоляющий голос Брахи наполненный одновременно любовью, страхом и отчаянием, которые только можно выразить.

Шмуль задыхался. Браха, в слезах, молилась. Всё, что оставалось – её вера.

Глава 4. Сквозь завесу страданий

Сквозь пелену отчаяния, которая обволакивала жизнь Шмуля, казалось, что спасения нет. Все вокруг уже давно вынесли вердикт – ему не выбраться. Они ошибались.

Она пришла в его жизнь, как вспышка света в кромешной тьме. Прекрасная, словно видение, которого не ждал, но которое стало моим спасением. Её прикосновения были теплее солнечного света, её улыбка – оружием, способным сокрушить любые преграды. Её глаза – отражение самой жизни, полной надежды и сил. А её голос… Райский, гипнотизирующий, он проникал в самое сердце, заставляя его биться вновь. Он не имел шансов не влюбиться.

Блок смерти в концлагере «Mauthausen-Gusen»

Измученное и искаженное страданиями лицо Шмуля отображает всю бездонную глубину его переживаний. Каждый шрам, каждая морщинка – кричащие свидетельства о пройденных пытках и ада, который он преданно носил в своем сознании как невидимый груз. После удушения он приходил в себя, жадно вдыхая воздух, словно стремился вырваться из тисков смертоносной тьмы, которая опутывала его.

– Я вспомню… – с хрипом издаётся стон, а в нём наполненная отчаянием и тоской прострация, будто он пытается ухватиться за ускользающую реальность, которая, словно сухой песок, просачивающийся через его истерзанные пальцы.

Тенистый силуэт офицера с холодным блеском в глазах, как будто бесконечно маячит перед ним, губы поджаты с жестокостью, как стальные двери, готовые запереть его навеки. Он наблюдает за состоянием Шмуля, и в его тяжелом и наполненном угрозой голосе звучит твёрдая уверенность:

– Ты всё скажешь, еврей!

Эти слова впивались в сознание Шмуля, как раскаленные иглы. Ему казалось, что смерть – это не конец, а лишь переход в иной круг ада.

– Повторить! – скомандовал офицер, и жестокая реальность обрушивается на Шмуля, заставляя его замереть в страшном ожидании.

Зловещая мелодия диктует свой ритм, и он вновь оказывается в удушающем плену, который сжимает его горло, как злодейская симфония, исполняемая в унисон с его муками.

– Я вспомню… – снова хрипит он, его слова едва слышны, словно исходящие из далекого закоулка ада, где нет спасения и надежды.