Палата госпиталя в городе Линц, Австрия

Сидя у кровати Шмуля, Браха причитает с отчаянием, полным любви и надежды.

– Милый, не уходи! Слышишь? Держись!

В её голосе слышна дрожь, и в тоже время в нем стальной звон. Она схватила его за руку – тонкую, как осенний лист, и в этот момент весь мир вокруг них сжимается до размеров её испуганного сердца.

Внутренняя тревога нарастает, как сгущаются тучи перед бурей, но в глубине души Браха ощущает, что именно сейчас он должен бороться, как и все, кто когда-либо сражался за жизнь. Что-то невидимое соединило их в этот момент. Не прикосновение, не слова – будто сердца вспомнили друг друга, прежде чем сознание успело это осознать. Она забывает о собственных страхах, о трясущихся руках, о безжалостном тиканье времени. Все её мысли концентрируются на этом единственном моменте.

– Ну, миленький… Ну, пожалуйста…

Она не собиралась отпускать его. Не сейчас, не здесь.

В её взгляде что-то большее, чем любовь. Это борьба. Борьба за него. Её руки, дрожащие, но упорные, сжимают его тонкие пальцы.

– Я с тобой, – буквально шепчет она, как будто её слова могут сплести ту арку света, которая вернёт Шмуля к жизни. Словно эти слова излучали тепло, которого недоставало в его холодном существовании.

– Ты слышишь меня?

Её голос стал тише, но слова проникали в его сознание, как теплое летнее солнце сквозь густую листву.

Борясь с пеленой сознания, Шмуль как будто чувствует её присутствие, как солнечный луч, пробивающийся сквозь густую листву. Он начинает бредить, восстанавливая обрывки воспоминаний – еле различимые сцены из детства, сковородка, полная горячих картошек, бульканье воды в кастрюле, смех друзей. Эти образы становятся его якорем в бушующем море.

– Ты молодой, ты сильный… Я поставлю тебя на ноги! – причитает Браха, её голос становится более уверенным, и в нём звучит нежная настойчивость. Вполне возможно, что она не просто говорит – она творит реальность. Ее слова – это мост, соединяющий их миры, и даже если он не может ответить, он ощущает тепло её заботы, постепенно вырываясь из мрака, словно нежные руки заботы и надежды вырывают его из трясины забвения. Ему хочется разжать губы, сказать ей, что он здесь, что он борется, но слова застревают в горле, как острые стеклянные осколки, колючие грани которых не дают возможности высказать то, что на сердце, оставляя только мучительное молчание.

Шмуль затихает, когда в его мир врывается Браха. Полная тревоги, она входит в его жизнь, словно пробуждение, её крик разносится по палате:

– Сестра!!! Ой! Ой! Ой! – восклицает она, в отчаянии хватая Шмуля за обе руки, ее пальцы мечутся в поисках пульса, как будто пытаясь поймать мимолетный момент.

Медсестра, вся – воплощение профессионализма, быстро подошла к кровати Шмуля. В её движениях нет ни капли сомнения – только холодная точность и выученная уверенность.

– Ну-ка…

Взяв его за руку, она щупает пульс. В воздухе повисает напряжённая тишина, словно время замерло, настраивая фокус на борьбу за жизнь.

– Дай-ка палец.

Медсестра берёт руку Брахи и поднося её палец к руке Шмуля, продолжает:

– Вот… сюда.

Уверенность в её голосе – текучая и плотная, словно ртуть – разливается по палате, пропитывая воздух невидимой, но ощутимой надеждой.

– Слышишь его? Жив пока ещё твой кавалер.

Браха чувствует, как успокаивающая улыбка медсестры смягчает её гнетущее волнение. Она замечает, как пальцы Шмуля слегка шевелятся – признак, проходящий сквозь струны её души, пробуждает в ней необъяснимую уверенность.

– Ты сможешь, – держа его руку, словно клянясь всем существом, что не отпустит, продолжает она.