Стихотворение о Грузии, заключающее поэму Б. Ахмадулиной о Пастернаке, послужило лишним предлогом для опубликования всех глав. Хотя эта публикация не осталась безнаказанной. Белла ни разу не упоминает имени героя поэмы, однако «Комсомольская правда», неэтично раскрыв кавычки, обрушилась на нас с резкой статьей. Одного только не учли комсомольские вожди – благородного характера грузин. Борис Пастернак слишком много сделал для грузинской поэзии, и никто не стал наказывать нас за поэму о нем.

Раз уж к слову пришлось, низко поклонюсь Грузии, радушию ее народа и повторю вслед за Беллой: «Он утверждал: между теплиц и льдин, чуть-чуть южнее рая, на детской дудочке играя, живет вселенная вторая и называется – Тифлис».

Помню, мы с Беллой зашли к моему приятелю в ЦК, а вечером она мне сказала на прощание: «Что вы за народ, грузины? У вас даже в ЦК работают милые люди». Вообще Белла воспринимала меня только в контексте с Грузией, и это мне понятно, но почему Виктор Некрасов, даря мне, уже израильтянину, в Италии свою фотокарточку, подписал:

«О, Грузия! Приятно с ней встретиться в Венеции!

В. Некрасов 2.12.88»-



не знаю. Впрочем, догадываюсь…

Совсем недавно мне позвонил племянник Девик Гахокидзе и поздравил. Я не понял, с какой радости. Он удивился, ты не читал в книге «Избранное» Беллы Ахмадулиной стихи о Бобе и Эдике? Я не поверил своим ушам.

Белла, родная, вспомнила нас в новом тысячелетии и, словно в подтверждении моих слов о «контексте с Грузией», прислала стихотворный привет.

В грехах неграмотных не каясь тех,
кто явился мне вчера,
мое печальное: нахвамдыс[1]
сказать и страшно, и пора.
Сгущается темнот чащоба.
Светильник дружества погас.
С поклажей: «Боба, гамарджоба[2]»,
в чужбину канул Боба Гасс.
И Эдик Елигулашвили,
что неразлучен с Бобой был,
в той вотчине, что много шире
и выше знаемых чужбин.
* * *

Воспользовавшись таким прекрасным предлогом, как всесоюзный съезд писателей, мы решились на публикацию в одном номере и воспоминаний о встречах с Б. Пастернаком, снабженных редкими фотокарточками, и статьи М. Зощенко, и стихов А. Ахматовой.

Цикл стихов Анны Ахматовой попал к нам кружным путем. В одном из писем Белла сообщала нам: «…Может, вы получите несколько переводов от Иосифа Бродского – я дала ему немного подстрочников. Говорят, он прекрасно переводит. Будьте к нему приветливы…» Я сочинил Бродскому письмо с просьбой прислать переводы и оригинальные стихи, авось, напечатаем. И. Бродский не замедлил с ответом, прислал свои стихи и обещал вдогонку подбросить и переводы. А тут подоспела и повторная просьба Беллы: «Если получите переводы Бродского, будьте к ним, пожалуйста, добры». Но переводы все не поступали, а номер был почти готов. Хотя недоставало «изюминки». Зная о дружбе Бродского с Ахматовой, я поинтересовался в очередном письме, нельзя ли разжиться неизвестными стихами великой поэтессы? Бродский переадресовал мою просьбу Л. К. Чуковской, которая любезно откликнулась на мое письмо.


«Уважаемый тов. Гасс!

Иосиф Александрович Бродский сообщил Вам истинную правду. Я действительно имела честь работать с Анной Андреевной Ахматовой над составлением ее последнего сборника «Бег времени». У меня на столе лежат до сих пор папки с проверенной А. А. и мной машинописью – копия того, что было сдано в издательство. Таким образом, у меня на руках остались стихотворения – их немало! – которые редакция из сборника удалила.

После кончины А. А. большинство этих стихотворений были напечатаны в журналах. Теперь у меня осталось немногое, но драгоценное. Объясняю, что:

Первое. Несколько – 3-4-5 стих. из «Бега времени», либо нигде не печатавшихся, либо печатавшихся очень давно (в двадцатые годы). Второе. Вам, наверное, известно, что Ахматовой был написан целый цикл стихов, посвященных событиям 37–38 гг. Из этого цикла только три стихотворения напечатаны у нас. А ведь «Реквием» по-русски и не по-русски, к стыду нашему, напечатан только за границей.