— Сними своё платье, — продолжает Рома-Ромео, и мне кажется, что он сейчас смотрит сквозь дверцы шкафа прямо на меня! И его любовница послушно развязывает шёлковые шнурки, и мягкая ткань бесшумно скользит по её безупречному гладкому телу, вылизанному и выглаженному в дорогущих спа-центрах.

Я прекрасно знаю цену этим идеальным телам на примере моей матери: половинка грейпфрута в день и белковый омлет на ужин, и бесконечные тренировки со своим личным тренером с утра до ночи. Лишь для того, чтобы от неё не ушёл её богатый муж, который даже не замечает её. И вспоминает о ней, только когда надо посетить очередную деловую презентацию или светский раут: просто достаёт её, как выходной костюм, чтобы после вечеринки повесить её обратно на вешалке в шкаф.

— О моя сладкая Элис, — продолжает бормотать свои заклинания профессионального искусителя Рома, пока та стоит перед ним, покачиваясь на своих шпильках, в кружевном чёрном корсете. — Я хочу увидеть твою грудь, — говорит он, и женщина расстёгивает сзади крючки, поддерживающие чашечки лифа, и ткань сползает до талии. — Они прекрасны, — шепчет он, откинувшись на руки назад, чтобы лучше разглядеть её, — а теперь сожми, — и Алиса послушно берёт свои аккуратные натянутые резиновыми полусферами грудки в ладони и начинает мягко поглаживать её, а Роман подбадривает её: — О да, так, детка, поласкай своих малышек!

Сидя в своём пропахшем розмарином и лавандой пыльном плену я размышляю, специально он устраивает для меня этот спектакль, или всё-таки честно отрабатывает свою поездку на Крит? Словно прочитав мои мысли, Роман решает, видимо, разнообразить спектакль, и тихо и глухо приказывает:

— Повернись ко мне попкой, Элис, я хочу рассмотреть тебя со всех сторон, — и та, как послушная кобылка, поворачивается к нему своим крупом, и теперь я могу прекрасно разглядеть её розовые соски, которые она бережно сжимает пальцами с алыми стрелами ногтей, её затуманенный взгляд, и полуоткрытые створки пухлых накачанных губ, сквозь которые вырываются неподдельные стоны наслаждения.

— О мой мальчик, я так хочу тебя, — шепчет её коралловый ротик, пока руки продолжают тискать дорогую идеальную грудь.

Вон она одной рукой начинает скользить вниз, просовывая пальцы сквозь кружевной край своего сползшего в низ живота корсета, но жёсткий окрик сзади останавливает её:

— Хорошие девочки не трогают себя там! Ты же хорошая девочка, Элис? — и та лишь шепчет в ответ:

— О да, Элис хорошая девочка, — и бессильно опускает свою руку, и я слышу, как дрожат её слова в звенящей тишине полутёмной комнаты.

— На пол! — приказывает Роман, и женщина послушно встаёт на четвереньки, пока он не встаёт на колени сзади неё и не запускает в неё свой палец. — Вот так, — шепчет он, — медленно двигая им внутри неё, — хорошая мягкая девочка, ты вся течёшь детка, — и я вижу со своего наблюдательного пункта, как Элис плачет, умоляя:

— Пожалуйста, войди в меня! Я так хочу его!

— Всему своё время, детка, — глухо отвечает он, словно какой-то хирург вставляя ей в анус большой палец, и ввинчивая в истекающую соком Элис свою руку. — О да, так, — приговаривает он, пока женщина корчится и бьётся в наслаждении под его виртуозными пальцами. А Роман с серьёзным видом настройщика фортепиано продолжает играть на ней, как на причудливом музыкальном инструменте.

— Я больше не могу ждать, — захлебывается в своих рыданиях Элис, изгибаясь как кошка в его сильных и умелых руках, а Роман невозмутимо продолжает свою адскую прелюдию.

— Потерпи, малышка, — бормочет он, и как только крики женщины начинают нарастать, он обрывает свою игру, выдергивая свои пальцы из неё, и та остаётся лежать на полу, шумно дыша и постанывая.