Саврасый ничего не понял – какой-то променаж… Но от жары махал головой вверх и вниз, что можно принять за согласие с хозяином.

– Молодец, понятливая скотина, во всём со мной соглашается, – одобрительно заключил он. – Вот что, Саврасушка, поехали-ка с тобой в поле. По ходу прихватим шкалик. Я тяпну, а ты погуляешь…

В поле он постелил фуфайку под телегой. Затем распряг конька:

– Иди пасись! – хлопнул он его по спине. – Старый ты стал, Саврасушка! Вон какие серые остья на спине…

Саврасый стоял и смотрел на бесконечную строчную щётку поля. Чёрной волной падала на неё вереница птиц. Иногда, вспугнутые людьми, они подымались огромным голубым шаром, словно заляпанным чёрными клиньями. Шар этот раздувался, а затем опускался на ниву. Конёк смотрел и любовался на них. Особенно когда птицы летели шаром, разом поворачиваясь в воздухе, как солдаты на плацу по команде.

До него донеслась песня. Пел хозяин: «Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка тёмная была. Одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра…» Хозяин с трудом выполз из-под телеги и подошел к Саврасому:

– Эх, Саврасушка, потерял я жену, – прослезился он. – Да что я тебе говорю?! Ты ведь, скотина, никогда не поймёшь. Если бы когда-нибудь любил… Но вам, конягам, не дано это чувство…

Как только он это произнёс, у конька на сердце стало больно. «Разве кобыла не любит своего жеребёнка, если она готова жизнь за него отдать? А разве я не любил мою Лунную лошадку? И разве не вы, люди, отняли у меня эту любовь?» Он хотел развернуться и ударить его копытом, но сдержал свою злобу. Лишь тоскливо проржал, подумав: «Это я-то не пойму? Да если б люди не сделали со мной то, что они сделали… Разве я не любил бы?»

И он, озлясь, сложил уши, намереваясь его укусить. Но хозяин крикнул:

– Балуй, чёрт!

И Саврасый застыл, как вкопанный. Хозяин вновь залез под телегу. Неожиданно пришла с узелком жена, присела рядом и развязала узелок. В нём были сало, картошка, хлеб, лук, колбаска и даже чекушка.

– Всё сердце изболелось, – жалостливо говорила она, – думала, с похмелья ухайдакает тебя смертушка. Грех на мне будет.

Хозяин был рад не меньше ее, оправдываясь, бормотал:

– Ты зря на меня бочку катила. Это я надысь в магазин зашёл одеколона себе взять «Шипр». А продавец, шутя, открыл французские духи, палец к флакону прижал, наклонил его и дунул. Запах пошёл такой хороший! Говорит: не желаешь своей любимой женушке взять? Я сразу за эту идею уцепился. Думаю, сделаю тебе подарок. Спрашиваю: сколько стоит? Он мне загнул такую астрономическую цифру, что у меня зенки на лоб полезли. Жаль, таких денег у меня сроду не было, а то бы ты, жёнушка, купалась во французском парфюме!

– Хватит тебе врать-то! – словно бы сердясь, обрывала его жена, а сама так и пунцовела от его ласковых слов.

Счетовод её обнял, в губы целует. Она глядит на коня, будто ей неудобно при скотине ласки принимать от мужа.

И Саврасый, как деликатный конь, побежал к реке, где по-настоящему шумел камыш и гнулись от ветра зелёные ветки. Смеркалось. От шума камыша и одиночества ему стало так тоскливо, что захотелось увидеть свою любушку. «Пусть люди думают, что мы без сердца, но мы тоже живём и чувствуем». Он проржал призывно. И тоскливое это ржание понеслось по реке. Ему до боли в сердце захотелось быть молодым, юным. И снова испытать любовь, хоть на мгновение… И он подумал: вот увижу её – и вернется молодость! В этот момент ему радостно ответила кобылица. Он проржал ещё раз. Но в ответ кобылица уже не отозвалась. Видно, по его изменившемуся голосу поняла, что это не жеребец. Вместо этого до него донеслось злобное ржание табунного жеребца. Затем всё стихло. Он ждал, так как был уверен, что прибежит к нему она, его Лунная лошадка. И действительно, вскоре раздался топот копыт. Но кобылица бежала не одна, за ней гнался жеребец. Она приблизилась вплотную, и они потянулись губами друг к другу. Жеребец с ходу налетел на него. Ведь у лошадей в таком деле не самку винят, а самца. Ударил его грудью. Да так сильно, что перелетел через него, кувыркнувшись через голову. Взвизгнув от боли, он, впрочем, вскочил, как ни в чём не бывало. Поднялся на дыбы, вызывая Саврасого на бой. Затем упал на передние ноги, взбрыкнув задними ногами так высоко, словно хотел сбить луну с неба. Затем, демонстрируя свою силу и прижав уши, кинулся с визгом на кобылицу. Та от страха помчалась в степь, и только быстрый бег спас её от зубов жеребца. Они убежали. А Саврасый остался лежать один, в тоске и одиночестве.