– Из-за тебя? – спросил он.

– Да.

– Сомневаюсь.

– А разве ты там дрался не из-за меня?

– Я дрался из-за порядка в табуне.

Он презрительно глянул на кобылицу:

– Знаю я вас, сперва вспомнишь молодость с мерином, а потом побежишь к жеребцу.

– Но ты же меня не любишь, даже внимания не обращаешь…

– Если я тебя не люблю, это не значит, что тебя должны любить другие. Смотри у меня! – оскалил он жёлтые зубы, процедив с недоверием: – Из-за тебя дрались? Сомневаюсь. Просто ты забыла, кто в табуне хозяин…

И ушёл, даже не оглянувшись. Многие кобылы косились на неё с сожалением, а некоторые с ехидством. А жеребёнок, выдавший её, подбежал и спросил:

– Ну что, тётенька, нашла сладкую травку? Так ты скажи, где она растёт? Я сам туда сбегаю тайком от маменьки…

Она лишь грустно улыбнулась в ответ и стала губами перебирать его пушистую гриву. Но он недовольно мотнул головой и убежал…

Так вспоминала первый инцидент Лыска. А один из его виновников – Саврасый – привёз хозяев домой. Хозяйский сын выпряг его и повёл в конюшню. Он шёл тихо, осторожно, ожидая насмешек со стороны. Действительно, при виде его все перестали жевать сено и уставились на него.

– Н-да, явился старый ловелас, запоздалый любовник! – с иронией проржала одна шустрая лошадка.      I

– А тебе-то что? – оборвала её другая. – Как хотят, так пусть и поступают…

– По нашему закону все должны быть в табуне, отлучаться можно только когда берут на работу.

– А он и был на работе.

– Ну да, и на работе ржал, требовал себе любовницу! За что и получил от жеребца…

– А ты откуда это знаешь?

– А ты что, не слышала, как пересмешник эту весть по всей округе разносил?

– Ну и что, а тебе завидно?

– Чему завидовать? – вмешалась рассудительная старая лошадь. – Их ушедшим годам, несбыточным желаниям?

Все вздохнули и успокоились. Саврасому захотелось поговорить с Лыской, и он подошёл к ней. Открыл было рот спросить, не обидел ли её жеребец, но она поспешно пододвинула ему клочок сена.

– Ешь, голоден, наверное?

– Да тут тебе самой нечего есть, – деликатно отказался он.

– Ешь, ешь! – тоже пододвинула мордой сено стоявшая с другого бока кобыла. – Тебе надо хорошо есть, уж больно сердце у тебя влюбчивое.

– Мы вас любим, когда вы нас любите, – отделался он шуткой.

А Лыска, прожевав, сказала с тоской:

– Хозяин только что был, освободил меня от работы, сказав: завтра подумаем, куда тебя деть. Как ты думаешь, не пропаду я, как многие другие? Уведут их куда-то, и они не возвращаются. Некоторые достаточно пожившие, а некоторые молодые, совсем молодые…

– Не думаю, – успокоил он, хотя знал, что хозяин может сделать всё.

И сердце у него сжалось от боли. Ведь он догадывался, куда уводили коней – на бойню! Сам помогал это делать хозяину. Но сейчас он подумал: «Пусть будет что будет, но в этом деле я больше не ходок. Ни за что не поведу туда Лыску».

Его думы прервал стук в двери конюшни. Вошли двое – хозяин и его брат.

– А вот, Николай, она, наша красавица! Присматривай за ней! – сказал хозяин, указывая на Лыску.

– Оставили её нам на голову, – пренебрежительно заметила одна из молодых кобылиц, жена сына Саврасого, резвого жеребца.

Её водили во все годы только к нему на случку. От них было хорошее племя, поэтому она считала, что этот жеребец ей законный муж. А Лыска подумала: как это, такие молодые и не могут наслаждаться жизнью? В молодости весь мир перед тобою. Отдохнула, силы восстановила – и сразу по лугам и холмам носишься, чувствуя, как наливаются силою мьппцы, как свистит ветер в ушах. Затем появляется желание быть матерью. Ожеребиться и ощутить радость материнства, когда маленький шалун лезет своей мордочкой под твой живот, оттягивает сосцы, заставляя нежно-трепетно приливать молоко к вымени. И постоянно – сладостная тревога матери, ревниво следящей за резвившимся жеребёнком, тревожно-призывно ржать, подзывая его к себе. Радостно обнюхивать его, пахнущего её молоком и запахами степных трав. Наклонившись, рвать траву, присматривая за своим малышом: как бы кто его не обидел… С этими мыслями она засыпала тревожным сном, стоя. Живот её отвисал, шкура натягивалась, обнажая рёбра. Тяжело вздыхая, она дёргала головой и видела во сне себя молодой.