– Вы знаете, что я вам скажу? – я покачнулась, но устояла. – Вы все… все вы… живёте неправильно!

– Оля, может, сядешь? – забеспокоилась Марина.

– НЕ СЯДУ! – я почему-то полезла на стул. – Я пять лет сижу! В своей бухгалтерии! Считаю ваши миллионы!

С стула открывался отличный вид на зал. Все задрали головы.

– И знаете, что я поняла? – я покачнулась, схватилась за стену. – Вы все боитесь!

– Чего это мы боимся? – возмутился Костя.

– ЖИТЬ! – я ткнула в него микрофоном. – Ты, Костя! Ты продаёшь унитазы и думаешь, что это успех! А где твоя страсть? Где твоя мечта?

– Я… у меня БМВ! – растерялся он.

– В КРЕДИТ! – уточнила я. – А что будет, когда ты выплатишь кредит? Возьмёшь новый? И так до пенсии?

Кто-то начал снимать на телефон. Потом ещё кто-то. Но мне было всё равно.

– А вы! – я повернулась к остальным. – Сидите в своих офисах с девяти до шести! Ждёте пятницы! Живёте от отпуска до отпуска! А где ваша внутренняя богиня?

– Какая богиня? – пролепетала Марина.

– ВНУТРЕННЯЯ! – я попыталась показать руками что-то невообразимое. – Она есть в каждом! Даже в тебе, Виктор Палыч!

Финдиректор поперхнулся водкой.

– Но вы её задавили! Отчётами! КПИ! Премиями, которые дают не тем!

С стула было неудобно жестикулировать. Я полезла на стол.

– Оля, слезай! – кричали снизу.

– Я НЕ ОЛЯ! – провозгласила я, встав во весь рост на столе. – Я… Я…

Я посмотрела вниз. На их лица. Испуганные, удивлённые, восхищённые. На телефоны, направленные на меня.

– Я БОГИНЯ СВОЕЙ ЖИЗНИ! И вы можете! Просто перестаньте бояться!

– Бояться чего? – крикнул кто-то.

– ВСЕГО! – я взмахнула руками. – Бояться уволиться с нелюбимой работы! Бояться признаться в любви! Бояться танцевать на столе!

И я начала танцевать. Не помню, что это было за движения. Кажется, смесь из тверка, индийских танцев и конвульсий. Но мне было хорошо. Впервые за пять лет мне было по-настоящему хорошо.

– Смотрите на меня! – кричала я. – Я ЖИВУ! Я СИЯЮ! Я СВОБОДНА!

Стол подо мной опасно скрипнул.

– Каждый день вы выбираете! – я крутанулась особенно лихо. – Быть серой мышью или БОГИНЕЙ! Я выбираю…

Каблук зацепился за скатерть.

Время замедлилось. Я видела, как лечу вниз. Как тянется за мной салат оливье. Как Костя пытается отскочить, но поскальзывается на селёдке под шубой. Как Виктор Палыч роняет стакан.

БУМ!

Я лежала в салатах, глядя в потолок. Сверху на меня падали оливки.

– Это… было… КРУТО! – заорал стажёр.

И тут весь зал взорвался аплодисментами.

– Качайте в ТикТок! – кричал Костя, сам весь в майонезе. – Это же вирус! Оля, ты гений!

Я попыталась встать. Не получилось. Мир кружился, как карусель.

– Внутренняя богиня, – пробормотала я, выковыривая из волос кусок селёдки. – Надо же…

Последнее, что я помню из того вечера – это вспышки телефонов и чей-то восторженный крик: «Оля, ты звезда!»

Если бы я знала, во что превратится эта звезда, я бы осталась лежать в оливье навсегда.

– Воды! Принесите воды! – кричала Марина, пытаясь очистить моё лицо от майонеза салфетками.

Я лежала на полу, окружённая обломками новогоднего стола. В голове гудело, но странным образом мне было хорошо. Может, от того, что впервые за пять лет я сказала всё, что думаю.

– Оля, ты как? Пальцы видишь? – Виктор Палыч махал передо мной растопыренной пятернёй.

– Вижу, – прохрипела я. – Четыре.

– Пять же!

– А… премию видите? Нет? Вот и я не вижу.

Кто-то засмеялся. Кажется, даже сам Виктор Палыч хмыкнул.

– Костя, помоги поднять! – скомандовала Марина.

Костя, всё ещё в майонезе, подхватил меня под руку. От него пахло селёдкой и брутальным парфюмом. Адская смесь.

– Ты это… молодец, Синицына, – пробормотал он, усаживая меня на уцелевший стул. – Я такого шоу давно не видел. Это было… мощно.