Здесь же, на отшибе, где живой души не было видно за сотни верст, его пытались зажарить будто пойманного кабана. Не было ни молитв, ни последних обещаний о скором очищении. Лишь строгие обвинения в злодеяниях и усмешки на лицах палачей. Парень обессиленно застонал, мысленно проклиная себя, всех этих людей, все эти новые заповеди, что появились будто гром среди ясного неба аккурат после новостей о смерти императора Циона.

– Да не коснется невинных рук кровь, но пусть реки бурлят кровью греховных, – произнес первый слова, вырезанные на имперских знаменах и флагах. Слова, написанные кровью на только зарождающемся правлении императора Эгона.

Тот, что держал в руках пламя, опустился на колено и, не раздумывая, бросил факел к ногам парня. Затем, вторя молитвам другим, отошел. Пятеро в длинных плащах и капюшонах, будто тайное общество, наблюдали за тем, как разгорается пламя, на расстоянии. Подобно мраморным статуям, они были недвижимы, лишь шепчущие губы выдавали в них живых людей.

Кэйлан ощутил, как пламя лижет ноги в сапогах. Огонь стремительно разгорался. В нос попадал дым, заставляя корчиться и тяжело кашлять. Горячий воздух обжигал глаза и кожу. Он чувствовал запах от горящей одежды и боялся представить, какой запах будет у его горящей плоти.

– Я ненавижу вас! Ненавижу! – кричал Кэйлан, ощутив, как боль и ярость поднимаются изнутри горячим потоком, отравляя сознание. – Вы все будете на моём месте! Все вы!

Жар проник в дыхательные пути, обжигая лёгкие. Он закашлялся сильнее, чувствуя, как с каждым звуком разрываются внутренности. Спрятав лицо в складках одежды на плече, старался делать маленькие отрывистые вдохи, но дым окутывал со всех сторон. Это вызывало неконтролируемый кашель, удушье и ужасающее чувство беспомощности. Влажные внутренние ткани начали закипать, создавая ощущение жгучей боли изнутри. Очертания стоящих кругом людей стали размываться от слёз, что вызывало едкое облако.

Сколько ему мучаться? Сколько ждать, пока он не потеряет последнюю нить, связывающую его с жизнью? Он не хотел умирать, но больше всего, не хотел умирать долго и медленно. Не хотел умирать в агонии. В тот момент он понял, что, пожалуй, это самая страшная смерть.

Тепло от пламени начало высушивать кожу, вызывая сильную боль. Кэйлан чувствовал, как постепенно верхний слой кожи его ног начинал обугливаться и лопаться, образуя трещины. В его голове он уже видел, как обезображенный до неузнаваемости мальчик, в черной изглоданной пламенем чешуе, без сознания повис на столбе. В его мыслях он также явно видел своих отца и мать, что наблюдали издали, как сын заживо сгорает, мучаясь в агонии невыносимой боли. И крики его подобно музыкальной сонате смерти раздаются по пустому пространству, заглушая звуки природы.

Над головой прогремел рокочущий звук грома. Кэйлан подумал, что это божественный трибунал приговорил его к смерти, оповещая о своём согласии со сторонником Всевышнего императором Эгоном. Ветер поднялся с земли, хлестко ударяя по лицу. Листва, травинки и даже мелкие камушки стали подниматься ввысь, создавая воронку. Молния ослепляющей полосой света разрезала небо надвое. Но дождь не начинался, словно не желая прерывать бушующий танец пламени.

В раскатах грома послышался властный голос.

– Как смели вы трогать то, что принадлежит мне?

Люди в капюшонах заозирались по сторонам, в надежде найти откуда раздался этот поглощающий пространство голос. Пятеро сбились в одну кучу, оголяя мечи и направляя в разные стороны. Но опасность опускалась на них с другой стороны.

Над головами разверзся ослепляющий свет, а затем из него медленно выплыла фигура. Опускаясь с неба, подобно святому лику, в воздухе повисла женщина. В руках у неё сверкали молнии, глаза горели ярким изумрудным светом. Кэйлан поднял взор на женщину. Он ошеломленно наблюдал за той, что смахнула пламя под ним одним движением руки, ослабляя боль. Верёвки медленно спустились с туловища и Кэйлан осел на ещё горячей земле, зачарованно смотря на своё спасение.