Марион аккуратно высвободила тонкие руки из напряженных пальцев парня. Кэйлан ощутил прохладу и сердце заныло.

Она расстелила плащ ближе к костру. Взяла сумку и подложила её под голову. Пламя освещало её уставший взгляд. Щеки раскраснелись от жара, грудь медленно вздымалась. Губы были сомкнуты в тревожном молчании. Она выжидала. Оказавшись так близко к городу, но стараясь сохранить остатки самообладания, она решила навестить знакомых с самого утра. Но ночь казалась такой пугающе долгой.

Кэйлан двинулся ближе к женщине, лег рядом, наблюдая за танцем пламени на сосредоточенном лице, и постарался выкинуть из головы события последних часов, сохранив внутри себя лишь слова ведьмы.

– Кэйлан?

– Мм? – он сморгнул задумчивость, переводя взгляд на ведьму, что смотрела на звёздное небо, сцепив руки на груди.

– О чём ты мечтаешь?

– Я… – он тихо вздохнул, набираясь смелости произнести вслух то, что бурлит в глубине его души столь долгое время. – Я мечтаю… стоить чего-то. Быть тем, кто оставит после себя след.

– Стать великим? – спросила Марион. Он слышал в её голосе улыбку.

– Да. Наверное. Хочу, чтобы моя жизнь была значима.

– Только лишь для тебя, или для всего мира?

– Для начала для меня, но, если она будет значима и для всего мира, я не стану противиться.

Марион улыбнулась, не отвечая. О чём думала ведьма в это мгновение Кэйлан не мог угадать. Он размеренно дышал, наблюдая за ней, пока сон не завладел его разумом.

Во снах с его рук стекала кровь, раздавался звук прорезающейся мечом плоти, лес окутывал холодом, а женщина, ради которой ему казалось, он готов на всё, кричала в языках пламени.

Глава 5.

Ласковым щебетанием птиц встречало Кэйлана это утро. Он неспеша открыл глаза и потянулся, почесал кудрявый вихрь из волос на своей голове и сел. Огонь уже давно погас, но он все равно ощущал тепло. Лежанка рядом пустовала, и парень слегка занервничал, допуская мысль, что женщина решила покинуть его, пока он спит. Он встал и огляделся, разминая затекшую шею и слегка пульсирующие мышцы на руках.

Близ Бласо всегда светило солнце, сам город притягивал путников своими яркими флагами, россыпью цветочных полей и базарами, на которых можно было встретить всё, что приходит на ум человеку, обремененному богатством. Кэйлан никогда не держал в руках больше десятка золотых, и то, в тот раз он всего лишь доставлял плату хозяйке дома наслаждений за бурные ночи его рыцаря, но ему нравилось представлять, что он купил бы себе разбогатев.

Дом, большой и просторный, но не вычурный и вырывающий глаз своим великолепием, а уютный, близ реки, с большим садом, беседкой для летних ужинов на свежем воздухе, и собственным загоном для лошадей. Кэйлан любил лошадей. Одним из ранних воспоминаний из детства было то, как отец посадил его на коня. Конь был послушный и ласковый, любил есть яблоки из рук, в наслаждении прикрывал глаза, когда ему расчесывали гриву. Кэйлан любил лошадь своего рыцаря, Медовую Айви. Выбором имени для неё послужил теплый цвет гривы с медным отливом. Айви была своенравной и гордой, не позволяла прикасаться к себе чужим, грозно пыхтела, когда к ней пытались приблизиться те, кому она не доверяла. А доверяла она только двоим – Капо и Кэйлану. Первый баловал её, но был строг во время тренировочных заездов, а второй просто любил её и заботился. Вечерами Кэйлану было позволено брать Медовую Айви и проезжаться галопом по окраинам. Так и лошадь отдыхала от изнурительных заездов, щипая сладкую траву на цветочных полях и скача туда, куда хотелось ей, и Кэйлан был занят на несколько часов, не путаясь под ногами.