Иногда мне фартило – кроме своей коровы с приплодом, я пас еще одну, а то и две соседских коровы. За такие пастушьи услуги я от их хозяев получал в день по рублю, а то и два за каждую голову. Родители никогда на мой «левый заработок» не покушались, и я заработанные деньги тратил по своему усмотрению – в основном на мороженое. Для этого у меня была пара свободных часов в обеденное время, когда я пригонял коров на дневную дойку. После дойки коровы некоторое время отдыхали, а я в это время садился на велосипед (часто брал с собою Алешу, которого сажал на раму) и летел на пристанционный рынок, где продавалось мороженое. Как правило, я брал полуторную порцию не простого молочного, а сливочного мороженого, которую мне мороженщица выкладывала из металлической формы на пергаментную бумагу. Мороженое моментально съедалось, пергаментная бумага вылизывалась досуха и я, удовлетворенный жизнью, мчался обратно выполнять свои производственные обязанности. Конечно, полторы порции мороженого мне не хватало, но мать строго-настрого приказала не есть больше, боясь, что я могу застудить горло. Я долго держался ее указаний, но однажды не выдержал и съел подряд две полуторных порции, заработал страшнейшую ангину и почти неделю провалялся с высокой температурой. После этого случая моя страсть к мороженому пропала.

Когда мы перешли жить в свой, пока еще не достроенный, дом, у нас перед самой зимой появилась еще одна живность. Кто-то из сотрудников отца подарил ему маленького щенка-овчарку. Щенок оказался сукой и ей за серорыжеватый окрас дали кличку Тигра. Очень умное и благодарное животное несло службу по охране дома и нас, малышей (меня и Алеши), очень добросовестно. На цепь мы ее не сажали, так как она никогда не позволяла себе без причины лаять на гостей или соседей. В то время у многих наших соседей имелись собаки, которые тоже были не на привязи и свободно бегали и по своему двору, и по улице.

Став взрослой, Тигра дала потомство. Щенят всех разобрали, а мы оставили себе одного кобелька и назвали его Верный. Я прикипел к этому щенку. Тайком от матери даже укладывал его рядом с собой спать. Это был очень умный и верный пес, взявший все лучшие качества от своей матери. Он практически постоянно сопровождал меня на пастбище. Со всеми моими товарищами он вел себя всегда дружелюбно и даже играл с нами.

Года через три Тигра пропала. Говорили, что, то ли она попалась в руки промышлявшим в нашем городе «собачат-никам» (бригады по отлову бродячих собак), то ли что-то съела – отравилась (или отравили), и поэтому ушла в степь искать лечебную траву и обратно не вернулась, то ли ее украли для племени и увезли из города.

Пустырь, куда я гонял пасти корову, находился примерно в двух километрах от дома. Он был довольно обширный – ширина его вдоль лесопитомника (мы его называли «живзащита») составляла более километра, а длина от лесопитомника до железной дороги примерно два километра. В дальнейшем на территории этого пустыря были построены три улицы жилых домов (Путейские) и сельское профессионально-техническое училище.

Собиралось на этом пустыре со всей округи таких малолетних пастухов, как я, до десяти человек. Время проводили весело. Придумывали всевозможные военные игры. Рядом с нашим пастбищем была небольшая полоса, засеянная рапсом (тогда его называли «рыжиком»), а за ней были огороды подсобного хозяйства ОРСа отделения железной дороги, где выращивали морковь, капусту, репу, брюкву и т. п. Охранником там был инвалид войны Чирков (имя не помню). Среди нас, пацанов, пас корову и его сын, мой ровесник, Колька. Там мы делали лазы в рапсовом поле, по ним пробирались на орсовские огороды, и, лежа на брюхе, выкапывали морковку и репу. Дома этого добра у каждого было хоть отбавляй, но нам хотелось получить порцию адреналина в кровь. Однажды сделали подкоп под стоявший ближе к забору старый деревянный амбар на территории райпотребсоюза. Там лежало несколько мешков махорки, вероятно, остатки приготовленной для отправки на фронт. Один мешок мы стянули, накурились до тошноты, а потом, чтобы уничтожить следы воровства, сожгли эту махорку в костре.