Первый послевоенный 1946 год был рекордным по рождаемости. Поэтому наш первый класс был переполненным – более сорока детей. За некоторыми партами нас сидело по трое. Дней через пятнадцать нас, нескольких ребятишек из класса, привели к директору и объявили, что в связи с переполненностью класса переводят в ближайшие к дому начальные (четыре класса) школы. Меня определили в начальную школу в районе будущего элеватора. Среди детворы нашей округи она популярностью не пользовалась, и имела презрительной название – «Лягушка». Школа была одноэтажная, деревянная, и в ней было только четыре комнаты. Находилась она неподалеку от «третьего» магазина ОРСа. «Лягушкой» ее прозвали за то, что она находилась на болотистой местности и ее летом постоянно окружали большие лужи воды и затвердевшей смолы. Рядом в небольшие ямы прямо из вагонов-цистерн сливали битум, который потом шел на изготовление асфальта и битумной мастики для устройства кровли домов из рубероида и толи.

Эти школа и новая учительница мне очень не понравились, о чем я после первого дня учебы сказал отцу и матери. На следующий день мать пошла к директору той школы, куда я поступил первоначально. Какой у них с директором состоялся разговор, я не знаю, но меня вернули в мой большой класс. Проучился я в школе № 15 пять лет. Учился хорошо. Моя фотография, как отличника учебы, была даже помещена на доске почета школы.

В нашем классе были дети родителей с разным достатком. Дети начальствующего состава отделения дороги сразу выделялись добротной шерстяной школьной форменной одеждой. Остальные в основном были одеты небогато. Как правило, это была, в лучшем случае, хлопчатобумажная форменная одежда, а в основном – сатиновые штаны, вельветовые или байковые курточки, но чистенькие, с подшитым свежим белым воротничком – в школе был культ чистоты. Мать мне для школы сшила две смены одежды – хлопчатобумажные шаровары на резинках и сатиновые рубашки в клеточку. Были и дети, которые ходили в школу в латаной одежде. Со мной в классе учились три ингушских мальчика – братья Аламбек и Руслан Цуровы и Муса Хамхоев. Братья Цуровы одеты были небогато, но относительно добротно. Муса же ходил в школу в тряпочных тапочках с холщовой сумкой. Он очень стеснялся своей нищеты, старался сидеть на задней парте, на переменах стоял тихо в сторонке от нас, потому что мы что-нибудь перекусывали, взятое из дома, а у него ничего такого с собой не было. В конце октября, когда по утрам установились устойчивые заморозки, он перестал ходить в школу. Мы потом узнали от Клавдии Лукиничны, что у него просто не было обуви. Но, несмотря на такие различия в одежде, отношения между учениками в классе были ровными и дружелюбными, без какой-либо зависти – в этом заслуга нашей первой учительницы.

Кстати сказать, в первый мой школьный год у меня тоже была проблема с обувью. В то время детскую обувь купить свободно в магазине было практически невозможно. Летом вся уличная детвора, как правило, бегала босиком. Все свободное от возлагаемых на нас домашних дел время мы проводили на улице. Ноги наши постоянно были грязные и в цыпках, Цыпками назывались мелкие незаживающие ранки, которые образовывались на верхней части ступней наших ног от постоянного их намокания в грязных лужах, а затем высыхания на солнце. Лечили родители цыпки следующим образом. Сначала ступни ног отпаривали в тазу с горячей водой, затем кровяную коросту отдирали коркой «шапки» (без семечек) подсолнуха и завершала эту экзекуцию густая смазка сметаной. Процедура была страшно болезненная и, чтобы ее избежать, мы старались до темноты не попасть в руки матери, что удавалось очень редко. Иногда мать покупала на рынке у ингушек тряпичные тапочки, которых мне хватало не более как на неделю.