У меня было всё. Всё, о чём только можно мечтать: положение в обществе, богатство, уважение… И… Она. Анжелика. Моя Анжелика… Та, ради которой я готов был на всё. Даже на… смерть.

Я не сомневался в своём решении. Я должен был это сделать. Не ради славы, не ради денег, не ради… острых ощущений. А ради неё. Ради Анжелики. Ради… нас.

Именно ради неё, по иронии судьбы, я когда-то вступил в эту проклятую Лигу. И ради неё же я собирался… закончить.

Две недели… Две недели, отпущенные мне на подготовку, пролетели, как один миг. Как… вспышка молнии. Я перестал считать дни, часы, минуты… Я жил одним – предстоящей «охотой».

Анжелика… Она всё понимала. Без слов. Без объяснений. Она, как никто другой, чувствовала меня, знала меня. Когда пришёл курьер из Лиги, с очередным чёртовым конвертом, она лишь спросила:

– Сколько… Сколько тебе нужно времени?

– Месяц, – ответил я, даже не взглянув на конверт. – Не больше месяца. Если… Если всё закончится раньше, я дам тебе знать.

– Я… Я собиралась навестить отца, – сказала она, и в её голосе я уловил… что? Грусть? Тревогу? Страх? – У него… нелады со здоровьем. Я… Я уеду завтра.

– Хорошо, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, спокойно, уверенно. – Это… правильно.

В комнате повисла тишина. Тяжёлая, давящая, гнетущая…

– Скажи… – Она не выдержала. Женское любопытство, женская… тревога. – Скажи хоть… кто?

– Мне… Мне пока не интересно, – соврал я, откладывая конверт в сторону. – Потом… Позже…

В ту ночь… В ту последнюю ночь перед разлукой, перед… неизвестностью, мы были… другими. Не было ни страсти, ни безумства, ни… жажды. Была лишь… нежность. Бесконечная, всепоглощающая, пронзительная нежность. Мы словно прощались. Прощались… навсегда.

Я смотрел на неё, спящую, такую беззащитную, такую… мою, и пытался запомнить каждую черту её лица, каждый изгиб её тела, каждый вздох… Я гладил её волосы, вдыхал их аромат, целовал её веки, её губы, её… И я знал – я должен вернуться. Должен. Ради неё. Ради нас.

– Всё будет хорошо, – прошептал я, сам не веря своим словам. – Всё… обязательно будет хорошо. Мы… Мы справимся.

Утром, перед её отъездом, я не стал устраивать сцен прощания. К чему эти лишние слова, эти слёзы, эти… клятвы? Мы и так всё знали. Всё понимали. Без слов.

Я лишь поцеловал её. Долго, крепко, жадно… Словно пытаясь вложить в этот поцелуй всю свою любовь, всю свою нежность, всю свою… боль.

– Я верю в тебя, – сказала она, улыбаясь. – Я… Я знаю, что ты вернёшься. Всё будет хорошо.

И уехала. А я… Я остался один. Один на один со своей… судьбой.

Я поднялся в свой кабинет, взял в руки конверт, который принёс курьер… Медленно, словно в замедленной съёмке, сломал печать, развернул плотную, пахнущую воском бумагу…

«Принц Альберт».

Вот оно что… Значит, всё-таки… Значит, слухи не врали. Значит, я… Я прав.

Судьба, эта жестокая, безжалостная стерва, снова посмеялась надо мной. В тот момент, когда я думал, что обрёл… всё, она решила отнять у меня… всё. И заставить бороться. Бороться за свою жизнь. За свою любовь. За своё… будущее.

Что ж… Я принимаю вызов. Я… готов.

Его Высокопреосвященство, Главный канцлер Аквиларии, Огюст де Монфор, любил свою власть. Не ту показную, формальную власть, ограниченную законами, традициями, этикетом и прочей, по его мнению, чепухой, а ту истинную, тайную, почти абсолютную власть, которая позволяла ему дергать за ниточки, управлять судьбами людей, словно марионетками в искусно поставленном кукольном театре. Он упивался ею, как старым, выдержанным, терпким вином, ощущая её пьянящий, обжигающий вкус на кончике языка, смакуя каждый глоток.