Он был прирождённым политиком, интриганом, стратегом… Пауком, терпеливо, методично плетущим свою паутину, расставляющим хитроумные ловушки, поджидающим свою жертву. Он досконально знал человеческие слабости, пороки, страсти, желания… И виртуозно, с циничным расчётом, использовал их в своих целях. Он знал, чем зацепить, на что надавить, какую приманку использовать, чтобы заманить в свои сети, в свою липкую паутину очередную жертву. А когда жертва, наконец, попадалась, беспомощно барахталась, запутывалась всё сильнее, он медленно, с нескрываемым наслаждением, почти сладострастно, подбирался к ней, чтобы нанести последний, решающий, смертельный удар.


Аквилария… Огромное, могущественное королевство, раскинувшееся от заснеженных, неприступных вершин Пиренеев до лазурных, тёплых берегов Средиземного моря. Страна с богатой, славной историей, древними, нерушимыми традициями, сложной, запутанной, как лабиринт, системой управления. Король, Совет Двенадцати, Верховный Суд, гильдии, цеха, ордена, тайные общества… Каждый тянул одеяло власти на себя, пытаясь урвать кусок побольше, пожирнее, повкуснее. И во всём этом кажущемся хаосе, во всей этой, на первый взгляд, неразберихе, Главный канцлер чувствовал себя, как рыба в воде. Как… паук в своей искусно сплетённой паутине.


Формально, власть в Аквиларии принадлежала королю – Этьену XIV, человеку, в общем-то, доброму, порядочному, но… слабовольному, нерешительному, подверженному чужому влиянию, больше озабоченному балами, охотой, красивыми женщинами и дорогими винами, чем государственными делами. Реальная же власть, фактическая, была сосредоточена в руках Совета Двенадцати – двенадцати самых влиятельных, самых богатых, самых… хитрых и изворотливых аристократов королевства. И Главный канцлер, разумеется, занимал в этом Совете… особое место.


Он был… серым кардиналом Аквиларии. Тем самым невидимым кукловодом, тем, кто дергал за ниточки, тем, кто принимал настоящие, судьбоносные решения, тем, кто определял судьбу не только отдельных людей, но и всего королевства. Король доверял ему. Безгранично. Безоговорочно. Слепо. Он видел в Огюсте де Монфоре не просто слугу, не просто советника, не просто канцлера, а… друга. Своего самого близкого, самого верного друга. О, как же он ошибался! Как же он жестоко ошибался!


Внешне, Главный канцлер был… неприметен. Невзрачен. Среднего роста, худощавый, с бледным, вытянутым, словно у мертвеца, лицом, тонкими, плотно сжатыми губами и холодными, пронзительными, как ледяные иглы, глазами, которые, казалось, видели вас насквозь, проникая в самые тёмные, самые потаённые уголки вашей души. Одевался он скромно, даже аскетично, предпочитая тёмные, неброские цвета, избегая всякой роскоши, излишеств, показного блеска. Но за этой внешней скромностью, за этой неприметностью, за этой… серостью скрывался острый, цепкий, как у хищника, ум, железная, несгибаемая воля и… абсолютная, патологическая безжалостность.


Он был мастером интриги. Мастером закулисных игр. Мастером манипуляций. Мастером… смертельной игры. Он умел просчитывать ситуацию на несколько ходов вперёд, предвидеть, предугадывать последствия своих действий, использовать любые, самые грязные, самые подлые средства для достижения своей цели. Он не гнушался ничем – ни ложью, ни обманом, ни подкупом, ни шантажом, ни… убийством.


Именно он, Огюст де Монфор, и был истинным создателем, идейным вдохновителем, отцом-основателем Лиги Вольных Игроков. Это было его детище, его… шедевр, его… инструмент. Он придумал её, разработал все правила, пролоббировал принятие соответствующего закона… И теперь, спустя тридцать долгих лет, Лига стала неотъемлемой, органичной частью жизни высшего общества Аквиларии. Частью… его, Огюста де Монфора, власти.