– Мол, «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку»? – дошло до него.

Конечно же, Лысый тут же попытался взять на вооружение его приём. Который Банан делал исключительно бессознательно, так как ему почему-то безумно нравилось её произношение. Такая уж у него была работа – наследие чужих престолов!

И пусть не сразу, но раза с третьего (или даже с пятого) Лысый тоже получил пятёрку! И не одну. «Подтянув» английский. Так что, как говорится, рекомендую!

И за оформление машины – в таможне. Раз тот щедрый только на улыбки. Не понимая всю сложность организационных процессов. Которые дилер изначально мысленно и закладывал в усреднённую цену.

– Customs, – настойчиво повторял дилер, протягивая руку. Думая, что до Банана не доходит (что его разводят). – Hundred dollars. The price of customs clearance in my city. Hundred dollars! Hundred dollars!

– Да хватит уже хандрить, – улыбнулся Банан, не разобрав на слух его тарабарщину на английском, которого он толком-то и не понимал. Но сообразив, что дилер «не мытьем, так катаньем» отрабатывает у него свои деньги. – Так вот для чего ты мне «летник» сунул! – улыбнулся Банан, осуждающе мотая головой. И достал деньги.

На что дилер понимающе натянуто улыбнулся и молча протянул при нём деньги в окошко. Мол, не я это придумал.

Как только они отужинали, его вновь пригласила «к себе» подружка Кухарки. Которая уже не решалась пригласить его сама. Весьма смущённая тем, что у ней с Бананом вчера так ничего и не произошло. Молча понял он. Существенного. И попросила его сходить купить какое-нибудь виски.

Банан побрёл наугад по вечернему посёлку и наткнулся уже в темноте на автомат. Кнопки которого тускло подсвечивались. Сунул деньги, выбрал самое дешевое виски и заявился в гости «не с пустыми руками».

Но попробовав это адское пойло, нереиды дружно сказали, чтобы тот сам и пил этот мерзкий напиток.

Заставляя его им давиться. Пока они пили свой. С романтической отдушкой. Видимо, желая отомстить ему за то, что он попытался на них сэкономить. А может быть – и за то, что у Кухарки с ним так ничего и не вышло. Когда он так и не вошёл в её затруднительное положение. На шконку. А вместо этого вышел в туалет и был столь же неотвратимо поглощён этой неизвестной науке субстанцией. Жадно проглатывавшей, отвратительно причмокивая железной дверью туалета, в тот памятный вечер одну за другой, как болотная трясина, этих холостячек. Как холостые гильзы отлетавших одна за другой в свои мечты о счастье их подруги.

Впрочем, название этой научно-непопулярной анти-материи всем давно известно. Ибо она ещё со времён Хрущёва уже поглотила всю Россию. Который её и про… пил. А вовсе не Горбачёв, который всего лишь вытер ему задницу. Нанеся на бумагу на Мальте то, что тот вместе с ним и со-творил.

Доминантную установку на любовь у девушек вырабатывают социальные установки.

Банан, наивно надеясь сделать Каллисто счастливой, раз уж у него не получилось сделать таковым себя, заявился в её расположение на ярко синей двух дверной «слепой» спортивке с заниженной посадкой, чуть ли не цепляя асфальт большими ярко-желтыми линзами противотуманных фар. С двумя квадратными съемными люками во всю крышу и отстегивающейся от задней арки дверью. Превращая её в подобие кабриолета. Особенно если опустить боковые стекла, эффект был полным! И просто шикарной «саунд-систэмз».

Сразу было видно, что бывший хозяин «Эксы» себя баловал. Позволяя «с барского плеча» и Банану на этой спортивной коляске с откидным верхом иногда побаловать и Каллисто.

То украдкой пробираясь «чигирями» по ночному Нахадаки на мелководный (как и все китайские товары в то время) «Китайский пляж». Чтобы полюбоваться на подымающиеся со дна друг за другом, сверкавшие в свете фар белой пеной, закручивающиеся полутораметровые мощные волны. Словно «тридцать три богатыря» из сказки Пушкина о царе Салтане. Что выходя друг за другом по каменистому морскому дну, разбивались у ног Каллисто, обдавая её лицо солёными сантиментами преданности своей госпоже. Которая пришла сегодня, чтобы проверить их боевой порядок. И восхититься тем, насколько они, и в самом деле, сильны и прекрасны! Словно пешие витязи. Сверкавшие в мощном свете фар спортивки своими ослепительно белыми кольчугами кружевной пены, богато расшитой бесчисленным бисером втягиваемых в мощный накат жемчужных пузырьков воздуха. Выдавая в них весьма куртуазных мальчиков! Которые невольно выходили прямо из воды, чтобы с ней позаигрывать и хотя бы попытаться очаровать её своей невыразимой у других писателей красотой и крутящимся по гальке, ракушкам, ёжикам, звёздочкам и другим зазевавшимся и выброшенным на мелководье морским обитателям изяществом. Надеясь что хоть одному из них выпадет сегодня удача коснуться её улыбающихся губ своей солёной влагой. Разбиваясь перед ней «в лепешку» о песчаное дно в поклонении неистовой преданности, словно перед богиней. Морей и океанов! Присягая ей на верность. Словно бы добиваясь если и не её руки, то хотя бы её откровенно раскрытого в этот момент навстречу ветру и морю сердца! Очарованного пахнущим водорослями свежим весенним бризом, колыханием складок её одежды ласково касавшимся её чувствительного в ночи тела: рук, ног, развивающихся волос и осыпая воздушными поцелуями губы, шею, глаза и целуя в обе щеки. По-ильичёвски горячо! Внезапными резкими порывами. Под торжественный, словно вальс Мендельсона, накат. Посреди сверкающих в такт происходящему волшебству звёзд! Словно гигантская светомузыка. Буквально вознося её к себе, как ещё одну светящуюся от счастья звёздочку, когда Ганеша выключал фары и они вместе под шумную в эту ночь рапсодию моря любовались в полной темноте внезапно огромными голубовато-белыми загородными звёздами. Подымая вместе вверх руки. И возносясь, втягиваясь без остатка в этот огромный небосвод. Как Кришна несколько тысяч лет назад периодически с той или иной из своих любимых жён улетал к звёздам. Словно галактика, «взрываясь» в её объятьях.