«Он придет,» – снова прошептала она, и её пальцы машинально разгладили несуществующую складку на шали. «Он обещал мне. А мой Томас никогда не нарушает обещаний…» »

Из городских сплетен:

«Говорят, в доме старой прачки каждую ночь горит свеча. И она все сидит у окна, глядя на дорогу. Ждет. А на рассвете занавески задергиваются – словно прячут от мира чью-то тихую скорбь и неугасимую надежду.»

Из городских хроник:

«С приходом нового бургомистра город словно погрузился в сумерки. Сначала это были мелочи – повысились пошлины на торговлю, закрылась бесплатная школа для детей бедняков. Потом начались вещи посерьезнее.»

Из записей учеников Томаса:

«Сегодня в нашу аптеку пришли люди с бумагами от Гильдии. Сказали – нужно особое разрешение на продажу лекарств по низким ценам. А когда мы показали документы, подписанные прежним бургомистром, они только рассмеялись. «Новые времена – новые законы,» – сказал их главный, и я узнал в нем того самого аптекаря Гербера, что когда-то заставлял бедняков закладывать последнее за щепотку трав от простуды.»

Из записей городского летописца:

«Старый ростовщик Вейс вернулся в город, словно дурной сон из прошлого. Теперь он держится увереннее, презрительно улыбается, проходя мимо тех домов, где еще недавно люди не боялись смотреть в будущее. А с ним пришли другие – колючие взгляды, холодные улыбки, тяжелые кошельки на поясах.»

Из записей в книге долгов:

«…и постановляем: все займы, выданные прежним советом по сниженным ставкам, подлежат пересмотру. Новые проценты будут начислены с момента выдачи…»

Из разговоров на рыночной площади:

«Видала, опять старуху Марту выселяют? А ведь только-только встала на ноги, благодаря той ссуде, что ей выдали при старом бургомистре…»

«Тише ты! Теперь за такие разговоры можно и в долговую яму угодить…»

Из дневника Анны-Марии:

«Я не узнаю родной город. Словно черная тень накрыла его. В лавках снова шепчутся о долгах, на улицах все чаще видны заколоченные окна. А вчера я видела, как выгоняли из дома семью сапожника – того самого, чей сын учился в школе, открытой Томасом.

Новый бургомистр говорит о порядке, о возвращении к «проверенным устоям». Но я вижу, как тускнеют глаза людей, как сутулятся плечи, словно невидимый груз снова лег на них…

И только у матери Томаса все так же горит свеча в окне. Каждую ночь. Словно маяк надежды в этой сгущающейся тьме.»

Из писем неизвестного адресата:

«…все идет по плану. Город возвращается к прежнему порядку. Люди должны понять – мечты о справедливости хороши, пока есть тот, кто может их защитить. А когда защитника нет…»

Из записей городского лекаря:

«Странное дело… Как ни стараются новые хозяева города вернуть прежние порядки, а люди словно изменились. Те, кого лечил Томас, держатся иначе. Болезни, что прежде изводили бедные кварталы, будто отступили. Даже дети старой прачки, что вечно кашляли, теперь бегают здоровые, румяные.»

Из дневника аптекаря Гербера:

«Что-то неладное творится. Люди не идут за лекарствами, как прежде. «У нас еще есть травы от молодого лекаря,» – говорят. И ведь правда – те, кого он лечил, словно обрели новую силу. Будто его снадобья не просто лечили, а меняли самую суть человека.

Вчера старуха Эльза, та, что живет у мельницы, прямо сказала: «Нам твои отравы не нужны, господин аптекарь. Томас научил нас, какие травы собирать, как отвары готовить. Мы теперь сами знаем, как хвори одолевать.» »

Из разговоров на рыночной площади:

«А помнишь, как Томас учил нас травы различать? Всё показывал, рассказывал…»

«Да, и записи его остались. Передаём их друг другу, учимся…»