«Тише вы! А то прознают господа хорошие, что у нас его рецепты хранятся…»

Из записей в дневнике Анны-Марии:

«Удивительно… Город словно разделился надвое. Снаружи – возвращение старых порядков, новые поборы, строгости. А внутри – что-то изменилось безвозвратно. Люди помнят вкус свободы, помнят, как можно жить иначе. И главное – они помнят, что болезни не должны быть наказанием за бедность.

Томас оставил после себя не просто рецепты и знания. Он оставил надежду. И она живет в людях, как семя, брошенное в плодородную почву. Они могут топтать всходы, но корни уже пустились глубоко…»

Из жалоб в городской совет:

«…и доносим до вашего сведения, что доходы аптекарских лавок упали вдвое против прежнего. Люди научились сами готовить простые снадобья, а за сложными не приходят, говорят – запаслись еще при прежнем лекаре…»

Томаса перевели из подземелья в покои, где он впервые за долгие недели увидел дневной свет. Ему дали возможность привести себя в порядок, облачили в новые одежды. А потом повели длинными коридорами, где эхо шагов отражалось от мраморных стен.

Зал для аудиенций был просторным и строгим. Высокие окна пропускали солнечный свет, который падал косыми лучами на пол из темного камня. В воздухе висел едва уловимый аромат благовоний.

Человек, сидевший в глубоком кресле у камина, казался почти обычным. Ни короны, ни богатых украшений – только перстень с черным камнем на указательном пальце. Но была в нем какая-то особая властность, словно сам воздух вокруг него уплотнялся от силы его присутствия.

«Вы принесете клятву верности,» – сказал он просто, будто речь шла о чем-то обыденном. «И получите дом в городе, слуг, возможность видеться с матерью. Взамен – будете делиться своими знаниями. С теми, кого мы выберем.»

Томас склонил голову. В этот момент он особенно остро ощущал отсутствие эликсира в крови – мысли были тяжелыми, неповоротливыми.

«А если я откажусь?»

«Не откажетесь,» – в голосе человека не было угрозы, только спокойная уверенность. «Вы слишком умны для этого. И слишком любите свою мать.»

* * *

Дом оказался просторным, с видом на реку. Странный город раскинулся за окнами – незнакомый и все же какой-то смутно знакомый. Люди говорили на его языке, но с легким акцентом, которого Томас никогда прежде не слышал.

«Это ваши покои, господин,» – слуга, показывающий дом, говорил почтительно. «А это,» – он указал на двух молчаливых мужчин у дверей, – «ваша охрана. Для вашей же безопасности, конечно.»

Конечно. Томас подошел к окну. Город жил своей жизнью – торговцы спешили по делам, женщины несли корзины с рынка, дети играли на мощеных улицах. Все как везде. И все совершенно иначе.

«Скоро прибудет ваш первый ученик,» – добавил слуга, уже у дверей. «Вам сообщат, когда начинать обучение.»

Томас кивнул, не оборачиваясь. Где-то в глубине дома часы пробили полдень. Новая жизнь началась.

А в кармане лежало письмо, которое ему разрешили написать матери. Всего несколько строк: «Я жив. Я в безопасности. Скоро увидимся…»

В лаборатории было все, о чем мог мечтать алхимик – каждая склянка, каждая колба словно ждала прикосновения. Травы с дальних земель, о которых Томас прежде только читал, порошки неведомого происхождения, перегонные кубы тончайшего стекла. В другое время он бы замер от восхищения перед таким богатством.

Охранники стояли у дверей – молчаливые тени с внимательными глазами. Их присутствие не тяготило – к стражам быстро привыкаешь, как к собственной тени. Они следили за каждым его движением, но не мешали работать.

Томас начал с простого – обычные отвары, обычные настойки. Пальцы помнили работу, но разум был занят другим. Снова и снова он возвращался к той ночи, когда родился первый эликсир. Капли росы на кладбищенских травах… лунный свет, преломленный в стекле… пыльца ночных цветов…