(напротив, он вершил правосудие скорее с рассудительностью, чем со строгостью: to administer – применять; justice – справедливость; discrimination – рассудительность; severity – строгость) taking the burden off the backs of the weak, and laying it on those of the strong. (снимая бремя с плеч слабых и перекладывая его на плечи сильных: burden – бремя; back – спина; to lay – класть, возлагать) Your mere puny stripling, that winced at the least flourish of the rod, was passed by with indulgence; (Обычный тщедушный юнец, который вздрагивал от малейшего взмаха розги, прощался с поблажкой: mere – простой; puny – хилый; stripling – юнец; to wince – вздрагивать; flourish – взмах; rod – розга; to be passed by – быть оставленным без внимания; indulgence – снисхождение) but the claims of justice were satisfied by inflicting a double portion on some little tough wrong-headed, broad-skirted Dutch urchin, (но требования справедливости удовлетворялись двойной порцией наказания для какого-нибудь крепкого, упрямого, в широких штанах голландского мальчишки: to inflict – наносить; double portion – двойная порция; tough – крепкий; wrong-headed – упрямый; broad-skirted – в широкой одежде; Dutch – голландский; urchin – сорванец) who sulked and swelled and grew dogged and sullen beneath the birch. (который дулся, раздувался и становился упрямым и мрачным под розгой: to sulk – дуться; to swell – надуваться; dogged – упрямый; sullen – угрюмый) All this he called «doing his duty by their parents;” (Всё это он называл «исполнением своего долга перед их родителями»: duty – долг; to do one’s duty – исполнять долг) and he never inflicted a chastisement without following it by the assurance, (и он никогда не применял наказания, не сопроводив их уверением: chastisement – наказание; assurance – уверенность) so consolatory to the smarting urchin, (так утешительным для страдающего от боли мальчишки: consolatory – утешительный; smarting – испытывающий жжение) that «he would remember it and thank him for it the longest day he had to live.» (что «он запомнит это и поблагодарит его за это до конца своих дней»: the longest day – до самой смерти, на всю жизнь).

I would not have it imagined, however, that he was one of those cruel potentates of the school who joy in the smart of their subjects; on the contrary, he administered justice with discrimination rather than severity; taking the burden off the backs of the weak, and laying it on those of the strong. Your mere puny stripling, that winced at the least flourish of the rod, was passed by with indulgence; but the claims of justice were satisfied by inflicting a double portion on some little tough wrong-headed, broad-skirted Dutch urchin, who sulked and swelled and grew dogged and sullen beneath the birch. All this he called «doing his duty by their parents;” and he never inflicted a chastisement without following it by the assurance, so consolatory to the smarting urchin, that «he would remember it and thank him for it the longest day he had to live.»

When school hours were over, he was even the companion and playmate of the larger boys; (Когда учебные часы заканчивались, он становился даже товарищем и приятелем для мальчиков постарше: school hours – учебное время; companion – спутник, товарищ; playmate – приятель по играм; larger boys – более старшие мальчики) and on holiday afternoons would convoy some of the smaller ones home, (а по праздничным дням провожал некоторых младших до дома: holiday afternoon – выходной, праздничный день после полудня; to convoy – сопровождать)