– Эй, эй, осторожно! Там еда, между прочим!

– А почему, кстати, обзывают «скверной банщицей»? Я слышала, как одна торговка так кричала другой.

– Это синоним проститутки. В общественных банях знаешь, что делается?

– Я так и думала.

На площади Золотого Льва уже кипела, гремела и хохотала ярмарка, её было слышно издалека. Три дня, целых три дня с раннего утра до позднего вечера будут крутиться «чёртовы колёса», кувыркаться клоуны, шагать акробаты на ходулях и скакать канатные плясуны в пёстрых трико!

Разносчики шныряли вокруг и выкликали товары, воришки оборотливо освобождали почтеннейшую публику от излишков наличности, ловкие девицы с лукавыми глазами кокетничали с зажиточными крестьянами, крикливые лоточницы вороньими голосами с боем отбивали друг у друга покупателей.

– Бери, налетай, раскупай! Сапоги ладные, нарядные, яловые, хромовые, износу нет!

– Устрицы, устрицы, устрицы!

– А вот кушаки! Кому шёлковые кушаки?

– Пиявки! Свежие пиявки! Покупайте!

(Раньше пиявками лечили практически всё: от эпилепсии до гепатита. А ловили их, кстати, не как Дуремар – сачком, а с помощью скота: загоняли в болото лошадь или корову, а потом обирали присосавшихся пиявок с несчастной скотины.)

Мужчины из боязни запачкать летящей отовсюду грязью свои нарядные шляпы покрывали их огромными носовыми платками, женщины исподтишка расправляли юбки, которые они подвёртывали во избежание порчи от брызг.

– Это знаменитая летняя Фаргейтская ярмарка, Алиса, знаешь, как она ещё называется? «Могила всех девственниц». И все дети, родившиеся от неизвестных отцов, именуются «детьми ярмарки».

Везде кричали, смеялись, бранились, просили милостыню, зазывали и воровали – словом, веселились напропалую.

– Смотри, народу насыпало – что прыщей у шелудивого.

– Изысканно. А мне-то казалось, что твоя излюбленная тема дерьмо во всех его видах.

– Это моя вторая любимая тема. А вообще, всё, что естественно, то не безобразно.

На круглой площадке, ограниченной барьером, дрались петухи. Хозяева науськивали их друг на друга, бросая на голову сопернику. Для вящей зрелищности к ногам птиц были прикреплены специальные металлические шпоры; петухи были все в крови. Распорядитель активно принимал ставки на исход боя.

Алиса поспешила свернуть в сторону.

– Стой! Смотри – карусель!

Под меланхоличное треньканье механической шарманки догоняли друг друга и никак не могли догнать пятнистые лошадки, златогривые единороги и красно-зелёные петухи.

– Ты что, Алиса, хочешь прокатиться? Не советую.

– Почему?

– А вот один мой школьный приятель тоже любил карусели, так однажды он так закрутился, что теперь всю жизнь шатается и выписывает ногами вензеля.

– Шутишь? – она недоверчиво поглядела на приятеля.

– Нисколько. Просто техник аттракциона напился пьян и забыл отключить стопор, вот Олиер Иномори и остался инвалидом.

– Ну, тогда… вон ещё есть качели!

Две расписные деревянные лодьи поочерёдно вздымали ввысь визжащие ватаги молодежи; забава называлась «гигантские шаги». При наличии развитого воображения, и правда, можно было представить себе великана, обувшего эти самые лодьи на ноги и шагавшего на месте.

– Качели гораздо хуже, чем карусель, – мрачно заверил Шарра. – Половина одного селения разбилась насмерть, когда такая вот хреновина сорвалась с кронштейна.

– Честно?

– Абсолютно. И в зеркальный лабиринт не ходи. Когда однажды подсчитали, выяснилось, что туда вошло втрое больше народу, чем вышло.

– Кошмар! И где же они все?

– Кто знает, Алиса, кто знает…

В его голосе отчётливо проявилась умеренная скорбь, но глаза искрились от смеха.

– Тогда пошли дальше.