– Всё от Бога, за исключением женщин.
– Что ты сказал?
– Ничего.
– Так как же с кольцом?
– Оно растёт вместе со мной.
– Волшебное родовое кольцо!!! И ты до сих пор ничего мне не говорил!
Шарра вообще не любил распространяться о себе, что при его хвастливости и самомнении выглядело странным. Он часами мог болтать обо всём на свете, за исключением своей жизни. «Тут кроется какой-то секрет! И я непременно разгадаю его, даже если придётся допрашивать с пристрастием. В крайнем случае применю изощрённые пытки».
– Алиса.
Неподдельное страдание, написанное на его лице, заставило её прекратить расспросы. Хотя, конечно же, она поставила в памяти зарубку, поклявшись себе добиться полного рассказа потом. Напав неожиданно, чтобы Шарра не успел приготовиться.
– Ну, не хочешь рассказывать – не надо. Подумаешь! Тоже мне, тайна за семью печатями.
– За семнадцатью печатями, – поправил он серьёзно.
После паузы она произнесла небрежно:
– А знаешь, мне вообще нравится, когда мужчины носят дорогие украшения. Вот у Кристиана есть перстень с грифоном и ещё другие, а Бастард так вовсе в драгоценностях с головы до ног…
Мужчина занимается болтовнёй, если выпил или устал от одиночества. Женщина мелет языком просто так.
Он ничего не сказал ей, только молча посмотрел, но Алиса сама поняла, какую допустила бестактность. Это надо ж такое брякнуть! Парень почти нищий в сравнении со всеми этими графьями, и если его единственное кольцо выглядит полоской металла и не содержит бриллианта размером с воробьиное яйцо, то разве можно его в этом упрекнуть?..
Она сделала вид, что любуется облачками, которые столпились на востоке, словно кудлатые овцы.
Девушка прошлась по площадке туда-сюда.
– Красота. Видно так далеко! И воздух, воздух-то какой, прямо хрустальный!
– А что, у вас не такой?
Она подавилась, закашлялась, и Шарра изо всей силы стукнул её по спине.
– Что ты… имеешь в виду? – судорожно глотая и отмахиваясь, спросила она. – Где – у нас?
– В другом мире.
Алиса лихорадочно пыталась сообразить, что это. Домыслы? Внезапное прозрение? Или она сама случайно проговорилась? Сделала какую-то ошибку?!
«А вот это провал. Это крах. И наши ничего не будут знать! Так думаю я – и Штирлиц».
– Там, где я живу, воздух, в основном, грязный. Но бывает по-разному.
– Не заговаривай мне зубы, – Шарра усмехнулся. – Я и так знаю, что ты не отсюда. Мне удалось подслушать, как шептались Гавейн с Илаем.
«То, что монах проболтался, меня не удивляет. Трудно скрыть что-нибудь от Начальника сразу обеих полиций, обычной и религиозной. Но оказанного ему высокого доверия он не оправдал».
Она ощутила, как по спине пробежал мороз.
– И о чём же эти двое шептались?
– Гавейн не верил, а потом стал квохтать, как нервная курица. Он сказал: «Вы, Илай, повинны в грехе гордости, как сам сатана, вы восстаёте против Бога, ибо то, что не основано на Святом Писании, должно почитаться суеверным измышлением. Ведь в Библии прямо сказано, что, сотворив наш мир, Бог почил от всех дел своих, то есть никаких миров более не творил. И помимо того, что разум не позволяет нам представить несколько мировых систем (что же между ними – пустота?), такая гипотеза противоречит Библии». А Илай сперва запутался, как сопля в бороде, и стал привирать, а после всё напирал на теорию множественности миров и говорил, что если Господь создал этот мир, то вполне возможно, что точно так же сотворил и целую кучу других – в свободное время. И что на самом деле миров больше, чем вшей в одеяле. И будто бы он смог найти в каких-то древних трактатах некие доказательства, однако боится обнародовать их, потому что братья-монахи и так косо на него смотрят и, коснись что, мигом припекут ему задницу.