Внезапно тишину лесного утра нарушил птичий гомон.

– Скорее! Скорее! Сюда! Сюда! Сюда! Он ворует наших детей!

К гнезду подлетели две птички: одна с жёлто-зеленоватой грудкой, другая – с красноватой. Они кружили возле ели, не затихая ни на секунду. Манул сжался и прижал уши. Клесты вились вокруг него с криками:

– Отдай! Отдай!

Птенец в зубах Манула запищал и задёргался. Манул осторожно пробирался к гнезду, а клесты не отставали. Они налетали на Манула и пытались ущипнуть клювом или поцарапать когтями. Под их напором Манул оступился и чуть не сорвался с ветки, но успел зацепиться. Вниз посыпались комья снега.

– Не надо! – кричал снизу Кутыптэ. – Мы хотим помочь!

Клесты отвлеклись от Манула и посмотрели на мальчика.

– Так вы заодно! – прокричал папа-клёст.

– Не отдадим! – отвечала мама-клёст.

И они снова набросились на Манула. В воздухе только и мелькали их чёрные крылья. Но Манул уже успел добраться до гнезда и заглянул внутрь. Там копошились ещё два птенца – такие же невзрачные комочки, покрытые серым пушком. Глаза Манула заблестели.

– Мы только хотели вернуть вашего птенца! – кричал Кутыптэ. – Он выпал! Мы не хотели его обидеть!

– Не верим! Не верим! – вились клесты над гнездом.

Манул опустил птенца в свитое из прошлогодних веток гнездо и разжал зубы. Птенчик пополз к своим братьям, они сгрудились, прижались друг к другу и жалобно запищали. Манул с любовью их рассматривал. Такие маленькие и беззащитные. Лёгкая добыча.

– Убирайся! Убирайся! Вон! Вон! Вон! – галдели клесты.

– Спускайся! – крикнул Манулу Кутыптэ.

Манул взглянул вниз, где мальчик махал ему рукой. Он ещё раз посмотрел в гнездо, нервно дёрнул хвостом, зажмурился, сжал зубы и попятился назад. Но в этот миг один из клестов больно ущипнул его за ухо, да так, что Манул вскрикнул и замотал головой. Второй клёст на полной скорости пихнул его в бок, Манул потерял равновесие, не успел зацепиться за ветку и сорвался вниз. Он ударился о росший ниже сук и отскочил от него. Едва перевернувшись на лапы, Манул с хрустом обрушился в сухой кустарник, что рос под елью. Сверху на него осыпалась труха, снежная пыль и опустилось несколько перьев.

– Убирайтесь! Убирайтесь! – кричали сверху клесты. – Чтоб не видели мы вас больше!

Они юркнули к своему гнезду, и галдёж их понемногу утих.

Воцарилась тишина. И хотя утро в зимнем лесу было в самом разгаре, а солнце поднялось высоко над верхушками елей и ярко освещало всё вокруг, лес молчал. Точно бы кроме этих клестов его не населяла больше ни одна живая душа.

Кутыптэ кинулся к Манулу, но замер в нерешительности. У подножия ели не было ни звука, ни движения.

– Манул? – шёпотом позвал Кутыптэ и осторожно шагнул.

Наконец кустарник затрещал, и оттуда показалась морда Манула. Взгляд его жёлтых глаз был полон обиды и грусти.

– Ты цел! – Кутыптэ радостно взмахнул руками и хлопнул себя по коленям.

Манул тяжко вздохнул.

– Говорил я тебе, мы неважнецки лазаем по веткам.

Кутыптэ опустился перед ним в снег.

– Ты здорово справился!

Манул подошёл ближе, заметно прихрамывая на переднюю лапу.

– Но ты ушибся!

– Редкая наблюдательность, – горько усмехнулся Манул.

– Тебе больно? – спросил Кутыптэ и погладил Манула по голове.

– Теперь я совсем как тот птенец – тоже выпал из гнезда.

Кутыптэ хихикнул. Манул с грустью посмотрел на него. Он отошёл к кустарнику, разрыл ямку в снегу и улёгся, осторожно поджав ушибленную лапу.

– Что ты делаешь? – спросил Кутыптэ.

Манул закрыл глаза.

– Я не могу дальше идти. Мне нужно набраться сил. Хоть я и хищник, но раненый хищник сам может стать добычей.

И свернулся клубком. Кутыптэ внимательно на него посмотрел.