Альвен был занят тем, что осторожно привязывал к длинной палке какое-то сломанное растение. Слова не произвели на него ни малейшего впечатления.

– Опять тебе и дела нет до происходящего, – укорила его Джанесс, – А, между прочим, принцесса снова отличилась. Она не желает выйти к гостям и вот уже полтора часа тянет время.

Альвен молчал, продолжая заниматься своим делом.

– Что молчишь? – переспросила Джанесс.

– А что я могу сказать? – ответил садовник.

Джанесс разочарованно вздохнула. Она решила закрыть тему и подошла к Альвену.

– А что ты делаешь? – поинтересовалась она, наклонившись над цветком.

Юноша как раз взял лейку.

– Поливаю цветы, Джанесс, – объяснил он, улыбнувшись. Он улыбнулся, потому что понимал, насколько глупо стал выглядеть вопрос, ведь Джанесс не ожидала, что он возьмет лейку.

Девушка приняла это за насмешку и обиделась.

– Ладно, я пойду. Не буду мешать тебе и твоим цветам, – сказала она и демонстративно удалилась.

Альвен покачал головой и продолжил поливать. Среди множества прекрасных, как на подбор, роз он заметил одну, которая была особенной. Самая длинная, ровная. С самыми аккуратными листиками и шипами. С большим, самым алым бутоном. Великолепный цветок тронул бы душу любого, не то что садовника. Альвен еще долго смотрел на него, вспоминая о чем-то, прежде чем вновь принялся за работу.

***

Когда торжество было в самом разгаре, герольд объявил о приходе принцессы Лауры, а заодно принца Ториса, который притащил ее туда. Двадцать три минуты беседы и им удалось достичь взаимовыгодного сотрудничества. По-другому никак не назвать те договоренности, периодически возникающие между ними. На этот раз Лаура согласилась прийти, чтобы не позорить королевство перед иностранцами, а Торис согласился прикрывать ее выходки ближайшие три недели. Они шли под руку и перешептывались, люди расступались перед ними. Торис убеждал сестру в том, что с ее стороны было бы вежливо сделать реверанс, когда ее представят принцу.

– Буду я кланяться неизвестно кому. Мы с ним на равных, – резко возразила Лаура.

– Только не надо сейчас показывать свой характер, – сказал Торис, – Здесь решается внешняя политика, нам нужен союзник против Ледонии, и твое плохое настроение лучше спрятать подальше. Возьми себя в руки.

– Ну и решали бы свою политику без меня, – прошептала принцесса. – Я хочу покататься по городу… Или съездить в театр… Или потанцевать.

Люди продолжали расступаться. Среди них были Юрвин и Флюрит, которые успели за утро все обговорить и помириться. Они по-прежнему изображали, будто чужие друг для друга. Там была и Халис, от чего-то, очень довольная. И вот, наконец, в конце зала Лаура увидела короля, камердинера, генерала Мэльса, рядом Юрвина, еще какого-то пожилого мужчину в старомодных одеждах, видимо, посла и, наконец, незнакомого молодого человека. Когда она взглянула на него, то невольно присмотрелась и вдруг покраснела. «Это что получается, кучер не врал… – в ужасе подумала она и стала идти медленнее».

– Торис, уйдем отсюда, – странно вежливым голоском обратилась она к брату, – мне что-то нехорошо. Давай уйдем…

– Что ты еще придумаешь? – с усмешкой ответил он.

Лаура снова присмотрелась к почти знакомому иностранцу. «Будем считать, что мне показалось» – успокоила она себя.

Торис еще раз со всеми поздоровался, поскольку долго отсутствовал. Лаура нехотя опустилась в реверансе, когда ее познакомили с тем самым молодым человеком.

– Добрый вечер, – снисходительно произнесла она. Сделать такое лицо, какое у нее при этом было, еще надо уметь. Совершенно безучастное и одновременно крайне высокомерное.