– А ведь вы, Танечка, мне вчера репризу сорвали!

– Да что вы такое говорите, Аркадий Сергеевич! – вспыхнула Танька.

– Сорвали, сорвали. Я же вас просил, после моей реплики про быка паузу сделать, дать зрителям досмеяться.

– Я сделала, все как вы просили. Лен, ну скажи же, ведь была пауза! – обратилась Граблина к подруге.

– Была, точно помню, что была, – механически поддержала товарку Лена, лихорадочно взбивающая яйца.

– Разве это пауза? – взвился Скверный. – Зритель и смеяться-то не успел начать!

– Да он и не собирался смеяться, ваш зритель, – резанула правду-матку Граблина.

– Я с этой хохмой всю Россию объездил, и везде смеялись!

– Когда это было? Во времена гражданской войны? Двадцать первый век на носу. Люди уже над другими вещами смеются.

– Вы слишком много на себя берете, Граблина! Вы не в праве лишать нашего зрителя простого жизнерадостного смеха!

– А я-то что – пошла на попятный Татьяна – мне Сан Саныч велел держать темпоритм…

– Ах, вот как! Все понятно! Заговор! Но учтите, что это заговор не против любимца публики Аркадия Скверного, это заговор против нашего зрителя, пришедшего на спектакль, чтобы отдохнуть от тягот трудовых будней, чтобы…

– Тань, дай взаймы три яйца! – прервала монолог Скверного Бескудникова, – а то Пашка скажет мало и велит еще блинчики испечь, тогда на репетицию точно опоздаем.

– И вы туда же! Со своим мужем председателем месткома! Жиреете! Аристократические завтраки устраиваете! Искусство – удел голодных!

– На голодный желудок много не напоешь! Это вы вышли, покривлялись и думаете, что уже Государственную премию заслужили! – взвилась Танька, гордо продефилировала к холодильнику и, достав три яйца, протянула их Бескудниковой. – Держи, Ленок.

– Да я пойду к министру культуры Новокукуйской области, к губернатору, наконец! Я напишу…

Эта сцена могла закончиться не очень красиво, если бы в кухню, зевая и почесываясь, не вышла красавица Томка Ползунова.

– Кто в ванную последний? – оглядев присутствующих спросила солнцеокая и, не получив ответа, шлепнулась на близлежащий стул – Тогда я буду.

Аркадий, замерев на полуслове, так и остался стоять в своей гневной и обличительной позе, не в силах оторвать от нее глаз. Он всегда впадал в ступор при виде Томки. Бескудникова с Граблиной переглянулись и подмигнули друг другу. Арсений тоже залюбовался Томкиными формами, подчеркнутыми тесным халатиком, обтягивающим ее, как вторая кожа. Молчание прервал вышедший из ступора Скверный.

– Не хотите ли кофе, царица Тамара? У меня эксклюзивный, бразильский – могу угостить.

– Да нет, спасибо, Аркадий Сергеевич. Я от кофе потом в туалет часто по-маленькому бегаю – на репетиции неудобно.

Татьяна с Ленкой прыснули от смеха. Томка всегда отличалась удивительной откровенностью. Наверное именно этим можно было объяснить столь долгое сидение в девках первой красавицы королевства.

– Тогда чай! – не унимался Скверный, – Томочка, заварить вам цейлонского?

– Не-а, – зевнула Томка. – От чая у меня запор.

В это время распахнулась дверь ванной комнаты и свежепомытый и чистовыбритый Бескудников огласил низкие своды коммунальной кухни зычным «Кто может сравниться с Матильдой моей?..»

– Тьфу ты! Выругался Скверный и покинул кухню.

Томка пошла в ванную, Бескудниковы сели завтракать, Арсений предложил Таньке в знак благодарности помыть посуду, и, получив отказ – видно Граблина боялась спугнуть потенциального жениха грязными тарелками, пошел собираться в театр.

Он уже завязывал шнурки на ботинках, когда в комнату, как всегда без стука – такая уж у нее была манера – вошла Танька:

– Я уже готова, пойдем, а то опоздаем.